. Если заменить «искусство» «философией», это высказывание Макса Брода о Кафке вполне подошло бы и для Витгенштейна. В отличие, например, от Рембо, который создал все свои поэтические произведения, будучи еще молодым человеком, а потом довольствовался обычной жизнью без каких-либо литературных амбиций, отношения Витгенштейна с философией больше напоминают движение кометы: однажды привлеченная Солнцем, она подошла к нему и засияла, но потом исчезла из вида, чтобы вернуться вновь, на этот раз сверкая еще ярче.
За годы затворничества «яйцо», которое Витгенштейн отложил своим «Трактатом», стало привлекать все больше и больше внимания как в Австрии, так и за границей. Приезд к нему Рамсея в 1923 году стал следствием огромного интереса, который книга вызвала в Кембридже. Австрийские философы тоже очень хотели познакомиться с автором загадочной книги. Один из них – Мориц Шлик, который начиная с 1924 года возглавлял группу ученых, в основном философов, а также математиков, логиков и физиков, ставшую впоследствии известной как Венский кружок. Среди наиболее видных участников кружка были Рудольф Карнап, Отто Нейрат, Ганс Рейхенбах, Герберт Фейгль, Курт Гёдель и Фридрих Вайсман. После прихода к власти нацистов некоторые из них эмигрировали в США и оказали значительное влияние на формирование аналитической философии в этой стране. С самого начала их объединяло строго научное мировоззрение. Они преклонялись перед естествознанием, которое воплощала в себе современная физика; для них это был единственный способ приобретения знаний о мире и содействия социальному прогрессу. Они отвергали религию и метафизические системы традиционной философии как ненаучные и иррациональные. Будучи логическими эмпиристами (или логическими позитивистами), они считали, что все знания можно свести к чувственному опыту и дать им точную формулировку посредством логического анализа. Они восхищались «Логико-философским трактатом», так как, на их взгляд, в нем впервые была сформулирована программа строго научного метода в философии. В своем манифесте 1929 года («Научное понимание мира: Венский кружок») они восславили Эйнштейна, Рассела и Витгенштейна как главных представителей научного мировоззрения. Члены Венского кружка, видимо, не до конца сознавали либо решили проигнорировать тот факт, что автор «Трактата» совершенно не разделял их мировоззрение. Витгенштейн, как и они, считал, что утверждения традиционной метафизики бессмысленны, но не потому, что не существует метафизических истин, а скорее потому, что такие истины нельзя выразить словами. По его представлениям, все, что можно сказать, можно сказать четко, а об остальном лучше промолчать. По их представлениям, все, что можно сказать, можно сказать четко, а всего остального просто нет. Более того, Витгенштейн не разделял их веры в социальный прогресс посредством науки. На самом деле его взгляды на этот вопрос были диаметрально противоположны представлениям членов Венского кружка и ближе к пессимизму Освальда Шпенглера, выраженному в «Закате Европы», – Витгенштейн взахлеб прочел эту книгу в 1930 году. В том же году он написал пространное предисловие к задуманной им книге «Философские заметки», где заявил: