«Пожалуй, я могу представить, что подразумевает Хайдеггер под бытием и страхом. Человек имеет склонность атаковать границы языка. Подумайте, к примеру, об удивлении, что нечто существует. Удивление может не выражаться в форме вопроса, оно вовсе не имеет никакого ответа. Все, что мы в состоянии сказать, а priori может быть только бессмыслицей. Несмотря на это мы атакуем границы языка. Кьеркегор также видел эту атаку и даже очень похоже обозначил ее (как атаку на парадоксы). Этой атакой на границы языка является этика. <…> Но данная тенденция – атака на что-то – указывает на нечто. Это знал уже святой Августин, когда сказал: “Что, скотина, ты не хочешь молоть чепуху? Скажи хоть чепуху, сойдет!”»[143]
Помимо этих дискуссий, Витгенштейна окончательно подтолкнула к возвращению к философии лекция, которую в мае 1928 года прочел в Вене голландский математик Л. Э. Я. Брауэр. Он говорил об основаниях математики и защищал свой собственный взгляд – интуиционизм, который противопоставлял логицизму Фреге и Рассела и платонизму. Брауэр утверждал, что математика не является областью логики и не состоит из истин о какой-то сверхреальности, которые открывают математики (так же, как Колумб открыл Америку). На самом деле математика – детище человеческого ума. Витгенштейн был очень взволнован этой лекцией и три часа обсуждал ее в кафе с двумя членами Венского кружка. Он благожелательно воспринял брауэровскую критику логицизма, но в то же время был озадачен его взглядами. Именно после лекции Брауэра он решил вернуться в Кембридж и вновь заняться философией.
В январе 1929 года Витгенштейн снова оказался в Кембридже, где пробудет, с небольшими перерывами, семь лет. «Ну что ж, бог приехал, я встретил его в 5.15 на вокзале», – написал одному из своих друзей Кейнс. Витгенштейну было уже почти сорок, но его опять приняли студентом в Тринити-колледж, где он пробудет следующие два семестра; его официальным научным руководителем стал Рамсей, хотя он был на пятнадцать лет моложе Витгенштейна. Чтобы получать гранты и претендовать на научные должности, соискатель должен был иметь степень, поэтому в качестве диссертации на соискание степени доктора наук Витгенштейн подал свой «Трактат». Но руководству колледжа этого как будто показалось мало, и в июне Витгенштейну пришлось сдавать еще и устный экзамен, причем не кому-нибудь, а Муру и Расселу – тем самым философам, которым он сам разъяснял и надиктовывал фрагменты своей книги много лет назад. Теперь роли поменялись, хотя лишь формально. Рассел рассказывал об этой ситуации как о самой абсурдной в своей жизни. Экзамен начался с непринужденного дружеского общения. Через какое-то время Рассел сказал Муру: «Ну давай, теперь ты должен задать ему несколько вопросов – ты же профессор». Последовала дискуссия о «Трактате», при этом Рассел указывал на предполагаемую бессмысленность пропозиций книги. В конце концов Витгенштейн закончил экзамен, похлопав экзаменаторов по плечу и сказав: «Не переживайте, я знаю, что вам никогда этого не понять»