Людвиг Витгенштейн (Кантерян) - страница 65

.

Витгенштейн занялся философией почти сразу по приезде в Кембридж. Он начал записывать свои мысли в первый из восемнадцати рукописных томов большого формата, каждый из которых будет насчитывать 300 страниц, и закончит эту работу к 1940 году. Сначала Витгенштейн пытался реализовать программу «Трактата», в частности определить, чем могли бы быть заявленные в нем атомарные объекты. Однако успеха в этом он не добился, что сам и признал в работе «Несколько замечаний о логической форме» – единственной опубликованной им журнальной статье, которую он написал в июле 1929-го. Неудача заставила его начать критическую переоценку своего логического атомизма и отвергнуть одну за другой старые идеи; в итоге он отказался от всей сформулированной в «Трактате» концепции языка и заменил ее новой. Окончательно она была сформулирована в капитальных «Философских исследованиях», завершенных только в 1946 году и опубликованных уже после смерти Витгенштейна (см. главу 8). Фундамент этой новой философии был заложен им в 1929–1932 годах, хотя в этот переходный период он играл с самыми разнообразными идеями.

В Кембридже Витгенштейн в свойственной ему манере больше стремился к уединению, хотя общение по-прежнему было для него важно как с интеллектуальной, так и с психологической точки зрения. По счастью, рядом находилось много блестящих умов, с которыми можно было дружить. Рассел больше не преподавал в Кембридже, зато там был Мур. Что еще важнее, рядом был Рамсей, который давал Витгенштейну весьма ценные критические советы, причем «столь углубленные, что я едва ли способен их оценить», как Витгенштейн впоследствии напишет в предисловии к «Философским исследованиям». Увы, в январе 1930 года Рамсей умер в возрасте двадцати шести лет. Это была громадная потеря и для Витгенштейна, и для всей британской философии. В его общении с Рамсеем, однако, был один недостаток: последнего больше интересовали разные нюансы теории, а не общая картина. Через год после смерти Рамсея Витгенштейн писал:

«Рамсей был буржуазный мыслитель. <…> Он размышлял не о сущности государства… а о том, как это конкретное государство могло бы быть обустроено разумным образом. Идея о том, что это государство может и не быть единственно возможным вариантом, отчасти настораживала его, отчасти была для него скучна»[145].

Менее «буржуазным» и более «большевистским» собеседником Витгенштейна был Пьеро Сраффа (1898–1983), талантливый итальянский экономист, читавший в то время лекции в Королевском колледже. Сраффа был марксист и дружил с Антонио Грамши. Не будучи философом, Сраффа тем не менее, в отличие от многих других, не боялся задавать Витгенштейну прямые вопросы. Более того, Витгенштейн признавался, что при общении со Сраффой он часто ощущал себя деревом, у которого обрубили все ветви. Беседовали они в основном о философии; также Сраффа рассказывал не любившему читать газеты Витгенштейну о текущих событиях. Сраффа, в отличие от Рамсея, как раз интересовался общей картиной и сумел помочь Витгенштейну увидеть ее совершенно по-новому. Известный случай, иллюстрирующий влияние Сраффы на Витгенштейна, произошел, когда они ехали в поезде и обсуждали логику. Витгенштейн отстаивал идею, выраженную им в «Трактате», что все предложения (пропозиции) – это образы и что они должны иметь одну и ту же логическую форму. В ответ на это Сраффа изобразил неаполитанский жест презрения – провел пальцами по подбородку и спросил: «Какова тогда логическая форма вот этого?» Витгенштейн рассказывал, что тот случай развеял заклятие, заставлявшее его так долго считать, что пропозиции должны иметь единообразную сущность