Людвиг Витгенштейн (Кантерян) - страница 97

. Такой подход отчасти навязал сам Витгенштейн, ибо он не только гордился тем, что особо не изучал историю философии, но и высмеивал тех, кто занимался этим в качестве «академических философов».

Во время летнего семестра 1947 года Витгенштейн решил уволиться, уехать из Англии и жить в одиночестве. Лето он провел в Суонси, раздумывая, куда отправиться дальше: в Ирландию или в Норвегию. Иногда к нему приезжал Бен Ричардс. В итоге Витгенштейн выбрал Ирландию. В сентябре – октябре он впервые за восемь лет поехал навестить своих венских родственников. Зная о послевоенном упадке, он со страхом готовился к встрече с родным городом, и не напрасно: царившее в нем опустошение шокировало его. Столица былой империи, в армии которой он когда-то служил, изменилась безвозвратно. Особенно деморализовали его бесчинства, грабежи и изнасилования со стороны русских в советском секторе оккупации. К тому же советские солдаты разорили дом, который он построил для Маргарете. Если у Витгенштейна и оставались какие-то иллюзии в отношении советского строя, то теперь они наверняка развеялись. Вернувшись в Кембридж, он подал официальное заявление об увольнении с кафедры в конце года, потом еще несколько недель провел в Тринити-колледже, работая над текстом по философии психологии, и наконец в начале декабря уехал в Дублин. Он сказал Малькольму:

«У меня нет ни малейшего оптимизма относительно своего будущего, но как только я уволился, сразу почувствовал, что это единственный естественный шаг, который можно было сделать»[241].

Глава 8. Нет ничего скрытого: «Философские исследования»

«Лис знает много секретов, а ёж – один, но самый главный». Исайя Берлин как-то воспользовался этой цитатой из греческого поэта Архилоха, чтобы объяснить разницу между двумя видами писателей и мыслителей, и даже более того – между двумя видами людей. Есть «ежи» – люди с централизованным видением, связной системой, универсальным принципом, с которым они все соизмеряют, и есть «лисы»: мысль последних перемещается на нескольких уровнях, они осознают удивительное богатство явлений и не пытаются встроить их в единую рамку. Берлин относил Платона, Данте, Гегеля, Достоевского к «ежам», Аристотеля, Шекспира, Гёте, Джойса – к «лисам», а Толстой был смесью «лиса» и «ежа»[242]. А Витгенштейн? Его тоже трудно однозначно отнести к той или иной категории. От природы он был «ежом», и об этом говорят его ранние работы. Так, в своем «Трактате» он, подобно всем великим европейским метафизикам, попытался объять все единой системой – от оснований логики до сущности мира. Однако, как предположил Питер Хэкер, в поздних работах Витгенштейн путем огромных интеллектуальных усилий превратил себя в «лиса»