— Пора экзаменов началась, дочь! Не долго тебе расслабляться осталось — скоро узнаешь, что это такое! Правда, Эштон?
Эштон в отцовской футболке и его же батнике с надписью GAP посередине мирно восседает на мамином любимом месте — кофейном диванчике у самой стеклянной стены. Кофейном не потому, что дизайнер задумал его цветом кофе с молоком, а потому, что мама любит в этом месте пить кофе и проверять свои контрольные. На самом деле, там два кофейных дивана, стоящих друг напротив друга, а между ними уютный деревянный стол. Это особенное место — место для двоих. Для мамы и Алекса. Если вдруг проснуться пораньше, то можно застать их ежедневную идиллию, ставшую традицией: каждое утро они проводят вместе и наедине 30 минут. Пьют кофе, обсуждают планы на день, иногда как дети держатся за руки, но чаще просто целуются. Мы долго ждали момента, когда же им надоест, но так и не дождались. Похоже, они собираются целоваться до самой смерти!
Фокус в том, что кофейные диваны как-то сами собой, по умолчанию, стали неприкасаемыми для всех остальных домочадцев. Абсолютно все почувствовали энергию этого места, места только для двоих.
И вот Эштон… Сидит себе, как ни в чём не бывало, на мамином месте. Сажусь напротив него на диванчик Алекса.
— Доброе утро!
— Привет.
— Как самочувствие?
— Уже лучше, спасибо.
Тут замечаю в глазах больного тень подозрительной иронии. Эштон любуется нашим видом на залив, жуёт свой блинчик с вишней — мамино фирменное блюдо, и едва заметно улыбается.
— У вас красивый дом и в очень живописном месте. Наверное, лучший из всех, что я видел, — внезапно сообщает.
Мама тут же отвлекается, останавливается на несколько мгновений, на лице её озабоченность сменяется мечтательной улыбкой:
— Дом… да, дом у нас замечательный. Твой отец построил его, когда был совсем юным. Двадцать пять ему было. Он хотел, чтобы здесь поселилась его семья, росли его дети… так и вышло, в итоге!
— Вообще-то, ему было двадцать шесть, и этот дом он построил лично для мамы, хотел сделать ей подарок, но она не пожелала даже взглянуть на него.
Эштон напрягается, лицо его выражает крайнее удивление и странный испуг.
— Ой, ну всё! Я в Университет опаздываю, — мама срывается в сторону гаража, а я чувствую себя виноватой!
— Мамуль, прости! Ну, прости, пожалуйста! У тебя были очень веские причины, я знаю! — кричу ей вслед.
Догоняю её уже практически у двери в гараж, и с ужасом замечаю, что она плачет.
— Мам, ну что ты, прости меня, дурочку! — обнимаю её и начинаю слезоточить сама.
— Всё в порядке, Сонь, ты тут не причём. Мои ошибки, мои боли.