«Просто это — Эштон…» — упирается моя мечтательная натура. А Эштон — это отсутствие каких-либо правил, предсказуемости, логичности.
К вечеру я поняла, что причина моего испорченного настроения — отсутствие звонка… Одного банального звонка… Просто единственного нажатия кнопки напротив моего имени…
Он мог бы написать: «Привет? Как дела?» или «Привет, как настроение?» или… «Прости, очень много дел!» или… «Скучаю, занят». Да даже смешной дружеский шарж, наскоро намалёванный его рукой простым карандашом на клочке бумаги, коих не так давно я получала ежедневно по нескольку штук — был бы замечательным.
Но он не звонил и не писал. Ни в тот день. Ни в следующий. Ни в один из следующих за следующим.
Поначалу я просто ждала, выискивая оправдания, а потом, когда вполне разумно мою голову посетила мысль набрать его номер самой, я поняла, что уже слишком поздно, чтобы выглядеть естественно.
Недельное молчание оглушающе громко вопило очевидную истину: ТЫ ЕМУ НЕ НУЖНА, ИНАЧЕ ОН ДАВНЫМ-ДАВНО ПОЗВОНИЛ БЫ САМ.
— Да набери его первой! Мы же не в восемнадцатом веке, чтобы блюсти идиотские условности! Ещё наши бабки пережили эмансипацию, а ты застряла в прошлом! Просто позвони и выясни, что происходит! Это же элементарно! — вызывающе нервно призывает меня бессменная подруга.
Но это легко только на словах и в советах, а вот в реальности…
А в реальности, я гипнотизирую его номер вот уже три недели. Написала сотню неотправленных сообщений, даже попыталась рисовать. В основном почему-то получается только его красивое лицо, и никакого намёка на игривость и лёгкость в восприятии ситуации.
Утром тридцать пятого дня «без Эштона» решаюсь спросить у матери всё ли с ним в порядке. Оказалось, она не видит его.
— Он не ходит на занятия?
— Нет, Эштон уехал к матери на каникулы и задержался. Кажется, она приболела. С успеваемостью у него всё нормально, поэтому пару недель незапланированных каникул ему не повредят, — отвечает мама с улыбкой.
— Понятно…
Я не знаю, что именно мне понятно, и что я теперь испытываю: облегчение или же ещё большее огорчение? Его нет в городе, поэтому он не звонит. Но мог бы написать. Мог бы предупредить об отъезде, по крайней мере!
— Соняш… — мама опускает свою мягкую тёплую ладонь на моё плечо, — ты не хочешь поговорить?
— Нет!
И это было «нет» ужаленной истерички.
— Смотри… иногда всё что нужно — просто поговорить. И желательно с самым близким человеком.
Самым близким… У меня таких двое: мама и Алекс. Но в моей ситуации мама не советчик — всё, что она может присоветовать — это блюсти гордость и достоинство, как будто кого-то они сделали счастливым.