— От меня он никогда не узнает. Ты сама ему скажешь! Когда-нибудь…
Спустя час, уже уходя домой и, отстукивая своими каблуками женственность по резиновому полу, она говорит кому-то по телефону:
— Да, рассказала. Но от меня ты ничего не услышишь. Ты… допустил ошибку, очень серьёзную. Фатальную.
Пауза. Она глубоко вздыхает:
— Боюсь, её уже никак и ничем не исправить. Никогда. Нет такого средства, не существует.
Всхлип. Я его слышу, но он меня не трогает.
— Нет, не скажу, не проси. Придёт время, и ты узнаешь от неё. В такие вещи даже врач не имеет права соваться. Это чистилище только для двоих. Для вас двоих.
Ещё через время отвечает:
— Нет. Когда-нибудь она тебе расскажет. Когда-нибудь. Поверь, я знаю.
После этого их разговора Дамиен перестал донимать меня просьбами поговорить, но всё равно приезжал. Иногда просто сидел на одной из лавочек, иногда стоял, опершись на капот своей машины. Приезжал каждый день, но в разное время, ждал, что я сжалюсь и выйду к нему, но этого так и не случилось.
Лурдес сдержала слово и забрала меня из больницы. Уже сам этот факт, мне казалось, вылечил меня на пятьдесят процентов. Но это были, конечно, только иллюзии, и как человек с образованием в области психологии и психиатрии я понимала необходимость в медикаментах и сеансах терапии с Лурдес.
— Будем апробировать на тебе новую методику — встречи не в кабинете на кушетке, а после шопинга и в кафе!
Новая метода оказалась действенной. Мы стали «прорабатывать» и уменьшать дозу седативных препаратов и транквилизаторов. Подруга мягко взяла мою ладонь в свою и медленно, но уверенно, повела по известному ей пути, прочь из долины самоуничтожения.
Она научила меня, что тайна моего тела известна только мне, а привлекательность заключается в уверенности женщины, в её самоощущении, самопризнании и самопринятии. Лурдес твердила, как важно любить себя всякой, но при этом никогда не оставлять попыток стать лучше.
Дамиен
Обе мои руки на диске руля верного Мустанга Шелби. Дорога подчиняется ему, отдаётся четырём колёсам одной чёрной покорной лентой. Я на первом автобане: трансканадская трасса почти свободна в 3:30 утра.
Нет никого: ни встречных машин, ни двигающихся со мной в одном потоке.
Я один.
Совершенно один. Как и всегда, как и всю свою грёбаную жизнь.
На спидометре 130 км/час, мимо пролетают дорожные знаки и электронные табло, напоминая отчаянным лузерам о скоростном режиме.
Но я не могу медленнее, сегодня не могу, потому что скорость — моя стихия. Единственное состояние, в котором я полноценен. И мне нужно прийти в себя, ожить, ощутить вкус жизни.