Поэтому моя ступня одержимо выжимает педаль газа: 140, 155, 170, 190…
Моя жизнь не так проста, как эта дорога, не так предсказуема. Я нёсся на полной скорости, пока не упёрся в затор. Объезжая, лавировал, и не понял сам, как съехал не туда, потерял свой путь.
Я еду не в том направлении. Это не моё место назначения. Это не оно.
Но ведь ещё не поздно свернуть? Раскрыть карту, найти съезд с этой разбитой дороги, и выехать на верное шоссе?
Ева…
Сердце вопит, что я в ответе за неё. Не родители, не люди, а я. Только я.
Что я сделал не так?
Ошибся.
Где? В чём именно?
Догадываюсь, когда это произошло — после похорон. Но не имею понятия, что с ней случилось.
Лурдес сказала, узнаю когда-нибудь. Однажды Ева всё расскажет сама. Однажды. Если найдёт в себе силы. Если доживёт.
В груди давит, в груди саднит. Больно и тяжело дышать. Трасса, огни фонарей, лобовое стекло расплываются.
Я кричал на неё. Я обидел. А ей нужны были мои руки, правильные мудрые слова, моё понимание, моя поддержка.
Она позвала меня, это был её зов, её способ прокричать, как ей плохо. Она попросила о помощи, но я не понял, а когда это случилось — было уже слишком поздно.
Из-за меня Ева провалилась, из-за меня. Я знаю. Ведь когда вошёл в ту жуткую комнату, видел в её глазах жизнь, мгновения, но она там была.
Меня ждали.
Ждали, что приду и успокою, сниму боль, помогу справиться, вырваться.
Но я накричал. Толкнул её в отрицание всего и всех.
Мне нужна моя машина и дорога. Я всегда находил все ответы в пути, в скорости. В красоте движения.
Но не в этот раз: ответов нет, я в растерянности от собственного бессилия, и это меня убивает. Никогда ещё мне не было так больно и настолько страшно: Еве плохо, моей ЕВЕ!
И я ничего не могу сделать.
НИЧЕГО.
Меня больше нет в её мире, в той пустоте, где её душа нашла временный покой.
Когда предают чужие — тяжело, но когда близкие — это сбивает с ног. Убивает.
Я предал её.
Предал.
Не услышал. Не понял.
В моём большом доме живёт семья: красивая и умная женщина, здоровый сын.
Но мой Мустанг не летит над дорожным полотном, как должен был, он вязнет в болоте. Весь в налипшей грязи, он едва ползёт, ведь его водитель понятия не имеет, куда и зачем едет.
Только однажды моя жизнь была ровной прямой трассой, а сам я плавал в кайфе немыслимой скорости своего движения. Это было давно и длилось всего год. Один единственный год я был счастлив.
Счастлив любить женщину, не зная, что она — моя родная кровь, сестра, мой близнец.
Годы прошли, я делаю, что должно, живу по совести, воспитываю сына, стараюсь любить жену. А в груди гнилая рана и боль. Тупая, но привычная боль от осознания безысходности. Тупика, который не обойти.