Лурдес приезжает в Ванкувер часто, говорит, что ей нужно развеяться, но на самом деле, я знаю, она приезжает ко мне — проверяет, как обстоят мои дела. Ну и развлекаться, конечно, тоже. С тех пор как Дамиен поселился со мной, Лурдес стала ненадолго оставлять нам детей и выезжать в город на шопинг.
— Вам всё равно не фиг делать целыми днями! А благодаря мне хоть принесёте пользу обществу! — ставит нас перед фактом, тряхнув, по своему обыкновению, распрекрасной гривой.
Вернувшись с променада, Лурдес важно повязывает кухонное полотенце на свои крутые джинсы европейского бренда и спешит обрадовать:
— Сейчас я приготовлю вам нормальной еды, а то жрёте тут одну пиццу! Ждите русские блины!
Кисть её руки выписывает в воздухе крендель, обозначающий нечто вроде «это невероятно вкусно!», Дамиен мягко улыбается и смотрит на меня. Я всё жду хоть одного его восхищённого взгляда в адрес Лурдес, потому что, если быть честной, даже Мелания вянет рядом с её красотой и неудержимой энергетикой, но глаза брата всегда на мне. Когда ни взгляну в его сторону — встречаюсь с каре-зелёным взглядом.
У Лурдес двойня — мальчик и девочка. Врачи в течение всего срока беременности обещали ей двух парней, но одним из них оказалась замаскированная девочка. Лурдес назвала своих детей Адамом и Евой.
Дамиен держит на руках Еву, всматривается в её кареглазое лицо и трогает маленький носик кончиком своего указательного пальца.
— Зря ты так назвала их… — говорит задумчиво.
Лурдес одним грациозным движением головы откидывает волосы и отвечает:
— Если намекаешь на вас двоих, — тычет своим пальцем, испачканным в муке, между мной и Дамиеном, — то всё это глупости! Если с моими детьми суждено случиться такому же недоразумению, то имена Филиппа и Гордон не остановили бы их, уж поверь!
— Я бы не называл такие вещи недоразумением, — спокойно замечает мой брат.
— Ой, ну извини! Мы же не в детской песочнице, чтобы к словам цепляться, правда? И, кроме того, такая же парочка имеется и в нашем семействе.
Я догадываюсь, о ком она говорит, хотя никогда раньше эта тема не поднималась — Амаэль и Айви. Мне запомнились эти дети после Рождества, проведённого в доме родителей Лурдес. То, что они без конца носились вдвоём, не бросалось в глаза так, как трепетное друг к другу отношение. Если Лера давала печенье Айви, то девочка брала сразу два — себе и Амаэлю. Если Амаэль приставлял стул к высокому столу, то делал это вначале для Айви и лишь потом для себя. Их головы всё время были вместе, и они часто держались за руки, как будто общения им было мало, нужно было ещё и прикасаться друг к дружке.