Прожевав откусанное, добавляет:
— Никто не знает, что в книге с названием «Судьба» написано. Но могу вам без преувеличения сказать: настолько сильного чувства, как между моими родителями, я в жизни не встречала. Я люблю Антона, он любит меня, Эштон любит Соньку, а она его, но всё это ни разу не так надрывно, трагично, неудержимо и непреодолимо, как у отца с матерью. Видел, как он на неё смотрит? — обращается к Дамиену.
— Да, — рот Дамиена растягивается в бесконечной улыбке, глаза сощуриваются так, как это бывает у него только в моменты искренней радости. — Этот его взгляд сложно не заметить! — добавляет с восхищением.
Лурдес, поднимает руки, чтобы вновь закрутить свою рассыпавшуюся гриву в узел, и как бы невзначай бросает:
— А ведь ты точно так же смотришь на неё, — кивает в мою сторону. — Единственная пара, у кого я наблюдала нечто похожее — вы двое.
Последнюю фразу она произносит с подчёркнутой серьёзностью, а мы с Дамиеном боимся даже взглянуть друг на друга. Моё сердце теряет здоровый ритм, спотыкается и никак не может вернуть размеренность. Я бросаю на Дамиена только один короткий взгляд, но вижу, что и он теперь смотрит на меня пристально, не отрываясь. Мы оба думаем об одном и том же. Мы оба осознаём свои возможности, страхи, последствия поступков. Мы оба хотим одного и того же. Нет, жаждем одного — быть несмотря ни на что вместе.
Лурдес уезжает засветло — в пять вечера, потому что на американской таможне в воскресенье длиннющие очереди. Я помогаю ей усадить сытых детей в автокресла, мы обнимаемся, и Лурдес тихонько шепчет мне на ухо:
— Не дай ему уйти на этот раз. Он и сам не хочет, но ты держишь дверь слишком широко открытой, закрой её! Дай ему хотя бы понять, что хочешь, чтобы он остался!
Внедорожник Лурдес скрывается за поворотом, а я стою на мокром асфальте, ежась и кутаясь в свою куртку под моросящим дождём. От дома, в который я сейчас вернусь, исходит тепло. И я хорошо осознаю его источник: меня впервые в жизни ждут. Я больше не живу одна, и стены перестали быть просто стенами, они стали домом. Это чувство нужности кому-то и тепла так не хочется терять. Так страшно снова оказаться одной. У Мел есть её сын, а у меня кроме Дамиена никого.
Я поворачиваю голову в сторону нашей входной двери и вижу Дамиена на пороге: он ждёт меня в своей коляске и улыбается. Его улыбка невесомая, но искренняя, а в глазах то же самое выражение, какое я видела у отца Лурдес, когда он смотрел на свою жену. И пусть у него птицы и цветы сакуры на предплечьях, его взгляд, как и его чувства, неизменны.