Он пишет своим печатным почерком совсем небольшие откровения самому себе, выплёскивая накопившуюся усталость, а иногда и отчаяние. В его словах — сожаления о допущенной однажды ошибке и её последствиях. В каждой фразе, предложении — тяжесть чувства вины и терзания от того, что он не знает моей тайны.
Однако глубоко внутри, в душе, он догадывается, что произошло нечто ужасное и непоправимое: «Понимаю: обязан выяснить, что с ней случилось, что именно так изломало её, но боюсь идти до конца. Не уверен, что сам смогу вынести это «знание». Что захочу жить с ним».
Он много говорит о любви. Это слово — самое частое. Его много в предложениях и отдельных неоконченных фразах. Иногда просто написано: «Люблю», «Люблю так сильно, что испытываю физическую боль от того, как мучается её душа. Хочу дать ей облегчение, но не знаю как…»
А однажды после долгого неспешного секса тончайшим грифелем написал: «У нашей любви два лица: мы любим друг друга как брат и сестра — нежно и глубоко, осознавая необратимость кровной связи; и мы любим как мужчина и женщина — одержимо желая близости».
С каждым прочитанным словом, прожитым вместе днём, каждой обволакивающей уверенностью улыбкой, поцелуем, объятиями я отпускаю себя всё больше и больше, осознанно и без сожалений погружаясь в зависимость.
Только однажды мне довелось увидеть их рядом, моего Дамиена и его бывшую жену, мать его единственного ребёнка — Мел. Мы приехали в Ванкувер на похороны: Крис разбился на мотоцикле, вылетел с моста в залив. Несмотря на то, что официально его смерть была признана несчастным случаем, множество свидетелей указывали на самоубийство. Дамиен нервно настаивал на расследовании, Мел упиралась:
— Он УЖЕ умер, Дамиен! Какая разница почему? Кому будет легче от знания причин? Мне — нет! Я не хочу ничего знать!
И хотя они обсуждали свои проблемы на повышенных тонах, перед моими глазами проплывали кадры совсем иного их общения — из того злосчастного ролика: она с огромным животом, и его ласковые руки на ней…
Мне стало плохо.
Дамиен это заметил, скорее даже почувствовал: когда собственная чернота начала меня душить, он резко замолчал, чтобы взглянуть на меня. И то, что он увидел в моих глазах, заставило его забыть о распрях с бывшей женой, неувязках, неурядицах и необходимости расследовать причины смерти её брата. Он, не раздумывая, направился ко мне, чтобы обнять.
Дамиен ничего не стал мне говорить, в такие моменты он часто теряется сам, но страх в его глазах, боязнь потерять меня, снова лишиться «нас» всегда толкают его в мои объятия. Он очень бережно ко мне относится, прощает любые промахи, никогда не злится и говорит только приятные слова. Он всегда меня хвалит, всегда спрашивает, что у меня на душе, хорошо ли мне. Я знаю, что больна. Знаю. Вернее, сейчас болезни нет, но всем нам известно, что она лишь ждёт часа себя проявить. Именно поэтому Дамиен так осторожен, по этой причине оберегает, старается от всего плохого укрыть, защитить, спрятать. И у него получается.