Но…
Случившееся изменило меня, задало иной вектор моим мыслям. Несмотря на то, что наш с Каем брак продолжает стремительно лететь под откос, в тот вечер он всё же смог вернуть меня на свою орбиту, сумел. Просто дал ещё раз почувствовать свои ладони, запах, напомнил, каким может быть.
Он не хуже и не лучше Анселя, он просто…
Насколько ненормальна женщина, способная любить двоих?
Меня рвёт на части: кто из них? Кто из них принадлежит мне, и кому принадлежу я? Или я сама по себе, ведь человек приходит в этот мир и уходит из него в одиночку, мы находим пару, но лишь на время…
Мне кажется, у меня раздвоение личности: одна половина во всю глотку орёт «Ансель — чистая тетрадь, бери и пиши всё заново», другая тихим, монотонным, но НИКОГДА не умолкающим голосом твердит: «Кай. Кай. Кай. Это всегда был он и только он, и ты всегда об этом знала».
Я больше ни в чём его не виню, нет ни первых, ни вторых, ни правых, ни виноватых. И не могу выбрать. Они оба мне нужны и оба дороги. Нужно только понять, почувствовать, кто нужнее, кто дороже. Кто из них сможет сделать главное — успокоить мою душу.
У меня нет мебели, совсем нет, есть только сумки с вещами. Нет даже самого маленького ковра, на котором можно было бы прилечь на ночь, и я не придумываю ничего лучше, чем расстелить свои зимние куртки и свитера. Но сна всё равно нет. Большую часть ночи сижу по-турецки, уперев локти в колени и уложив на ладони голову, но когда конечности затекают, складываюсь в позу эмбриона и продолжаю думать. Под утро делаю свой окончательный выбор, и принятое решение — самое взвешенное и обдуманное в моей жизни.
Я нашла Кая стоящим рядом с фургоном мексиканской еды для ланчующейся офисной популяции. Человек, всю жизнь с зоркостью орла следящий за правильностью нашего общего питания, покупает себе буррито с телятиной и красным острым перцем. Ну и Бог с ней, с едой, опустим фастфуд — у нас есть заботы поважнее: девушка-продавец. На вид ей лет девятнадцать-двадцать, белокурое каре подхвачено по бокам жемчужными заколками, придавая её ввиду ещё больше детскости. Она улыбается моему супругу во весь рот и не по-женски, а по-детски. Её искренняя доброжелательность так же чиста и незапятнанна жизненным опытом, как и юность. Мне становится по-настоящему смешно: на что, вообще, мы с Гердой рассчитываем, если по земле ходят вот такие юные голубоглазые ангелы?
Кай прикладывает кредитку к кассовой машине, принимает из рук прекрасной нимфы свой бумажный пакет и тоже широко и приветливо ей улыбается.
Я ощущаю свою неуместность в этом отрезке жизни супруга слишком остро. Достаточно, чтобы задержаться «во вне» и со стороны наблюдать за жизнью человека, который в соответствии с сутью института брака должен быть частью меня.