— Я Вас чем-то обидел?
Его голос негромкий и… какой-то ласковый. Даже чересчур мягкий, неуместно кроткий.
— Что Вы, нет-нет! Ни в коем случае не принимайте на свой счёт — просто день не задался.
Я разворачиваюсь к нему лицом, и вот теперь мы впервые за последние семь лет стоим рядом, лицом к лицу и в полный рост… Он что ли подрос? После двадцати же вроде растут только носы и уши, но чтобы ноги, торс и руки…
— Мне показалось, я причастен.
Нет, это не голос учителя или просто обеспокоенного неловкостью ситуации мужчины — такой интонацией заговаривают болезни. Стыдобище, но мне, такой взрослой тётке, вновь тяжело выдержать его взгляд. Вопиющий факт: при всех парадоксах и коллапсах моей нынешней памяти я до мельчайших деталей помню нашу последнюю встречу на крыше колледжа. Вот точно так же тогда, ни опыт, ни возрастной апломб не могли мне помочь выдержать напор молодого и только вышедшего на сексуальный рынок самца.
Я до сих пор не понимаю, как с такой энергией он оказался художником. Такие, как Ансель, обычно превращаются в зубастых дельцов, ну, в крайнем случае — мегапопулярных рок-музыкантов. Редкий человек рождается с подобной мощью. Ансель немногословен, но это лишь добавляет ему шарма и загадочности.
— В эту пятницу в группе запланирован небольшой выезд, вы присоединитесь?
— Что за выезд?
— Небольшая экспозиция молодой, но перспективной художницы. После — недолгая вечеринка.
— И что, прямо вся группа идёт?
— Не вся. Но я крайне рекомендовал бы посещать подобные мероприятия.
— Почему?
— По многим причинам. Первая и главная — развитие эстетического вкуса, знакомство с новыми техниками и стилями, направлениями в живописи. Вторая — просто нечто новое в вашем времяпровождении.
— Считаете своим долгом приобщение к искусству деревяшки вроде меня?
Его лицо мгновенно изображает недоумение, но я улавливаю и нотки ожесточения тоже:
— Нет. Леди, вроде Вас, более чем знакомы с искусством и выставочными залами — мне это известно. Но то, что я Вам предлагаю, здорово отличается.
— Чем же?
— Обстановкой — раз. Публикой — два. Душой — три.
Меня удивляет его настойчивость. Памятуя о нашей последней встрече, я склонна ожидать от Анселя разворот на сто восемьдесят градусов, как результат на мою резкость, откровенно тяготеющую к хамству, но никак не уговоры. Он не тот человек, который позволит хоть малейшее проявление неуважения к себе — это попросту не вписывается в его темперамент.
Мне нечего ему возразить, кроме того, что я чувствую себя куклой в вагонетке, летящей по оборванным путям — падение неизбежно. Не важно, какие у меня мотивы, но здравый смысл и достоинство пока сильнее — не прогибаться, не уподобляться, не терять человеческое лицо. Предрасположенность обстоятельств в их совокупности меня не пугает, нет — она порождает волну упрямого сопротивления. И именно оно — причина моего неожиданного выпада в адрес действительно ничем меня не обидевшего Анселя.