— Что вы, герцог!
— Я говорю, что здоровье моё разрушается в этой чрезмерно напряженной борьбе и бесконечных трудах. Я по всей видимости, буду не в силах выдержать утомление при осаде Лэ Рош. Лучше будет, если вы назначите туда господина Дьера, для которого ведение войны есть его прямое дело. Это обеспечит вам счастье в вашей семейной жизни и, я не сомневаюсь, укрепит вашу славу.
— Будьте спокойны, герцог, — ответил император. — Я всё понимаю. Все лица, поименованные в этих файлах, понесут кару. Не избежит её и императрица.
— Что вы говорите, ваше величество! Да упаси вас, чтобы императрица претерпела из-за меня хоть малейшую неприятность! Императрица всегда считала меня своим врагом, хотя ваше величество сами можете засвидетельствовать, что я постоянно горячо заступался за неё, даже перед вами.
— Это верно, господин кардинал, — сказал император. — И вы, как всегда, были правы. Но императрица тем не менее заслужила мой гнев.
— Вы сами, ваше величество, виновны перед ней. И было бы вполне понятно, если б она разгневалась на вас.
— Я всегда буду обходиться с моими врагами, а также и с вашими, какое бы высокое положение они ни занимали и какой бы опасности я ни подвергался, проявляя такую строгость.
— Императрица враг мне, но не вам, ваше величество. Позвольте же мне вступиться за неё перед вашим величеством. Дайте бал. Ручаюсь вам, что её гнев не устоит перед таким проявлением внимания.
— Господин кардинал, ведь вам известно, что я не любитель светских развлечений? — император смягчился.
— Раз она знает, какое отвращение вы питаете к таким забавам, она тем более будет вам благодарна. И пусть её украсят планеты в ожерелье, что вы ей дарили в знак могущества и силы Гранжира!
— Увидим, — проговорил император, наслаждаясь сознанием, что императрица оказалась виновной в преступлении, мало его беспокоившем. — Увидим. Но, вы слишком снисходительны.
— Ваше величество, — парировал кардинал, — предоставьте строгость министрам.
Вслед за этим, услышав, что часы пробили одиннадцать, кардинал с низким поклоном попросил разрешения удалиться и простился с императором, умоляя его помириться с Жанной Гранжирской.
Императрица, ожидавшая упреков после того, как у неё отобрали послание, крайне удивилась, заметив на следующий день, что император делает попытки к примирению.
В первые минуты она была готова отвергнуть их. Гордость и достоинство её были так глубоко уязвлены, что она не могла сразу забыть обиду. Но, поддавшись уговорам придворных дам, в конце-концов, постаралась сделать вид, будто начинает забывать о случившемся. Император, воспользовавшись этой переменой, сообщил ей, что в самом ближайшем будущем предполагает дать большой бал.