Бал представлял собой редкость для, что при этом известии, как и предполагал кардинал, последний след обиды исчез. Она спросила, на какой день назначено празднество, но император ответил, что на этот счёт еще нужно будет сговориться с кардиналом.
Так и прошла неделя.
На восьмой день после описанных событий кардинал получил зашифрованные файлы, отправленные из Роклэнда и содержавшее только следующие:
«Я достала их. Не могу выехать, потому что у меня не хватит денег. Вышлите мне половину полноценного кредита, и, получив его, я через четыре или пять дней буду в Гранже».
В тот самый день, когда кардинал получил послание, император обратился к нему с обычным вопросом о дате бала.
Лау Гише посчитал по пальцам и мысленно сказал себе:
«Она пишет, что приедет через четыре или пять дней после получения денег. Всего, значит, десять дней. Нужно принять в расчёт что единственный шаттл находится далеко, скрытый от посторонних глаз. Только на нём можно появиться в Империи Рош и её столичной планете, а всякие досадные случайности… Предположим, двенадцать дней…»
— Ну как же, герцог? — поторопил император.
— Да, ваше величество. Сегодня у нас двадцатое. Городские старшины устраивают третьего празднество. Всё складывается великолепно. Никто не подумает, что вы идете на уступки императрице.
Помолчав, кардинал добавил:
— Не забудьте, накануне праздника сказать императрице, что вы желали бы видеть, к лицу ли ей планетарное ожерелье.
* * *
Кардинал уже вторично в разговоре с императором упоминал об планетарном ожерелье. Валтимора поразила такая настойчивость, и он решил, что за этим советом кроется тайна.
Не раз чувствовал себя обиженным по той причине, что Гише, имевший превосходную полицию, оказывался лучше осведомленным о семейных делах императора, чем сам император. На этот раз Валтимор решил, что беседа с Жанной Гранжирской обязана пролить свет на какое-то обстоятельство, непонятное ему. Он надеялся затем вернуться к кардиналу, проникнув в какие-то тайны, известные или неизвестные ему. И в том и в другом случае это должно было поднять престиж в глазах его министра.
Легг Валтимор пошёл к императрице и, по своему обыкновению, начал разговор с угроз, относившихся к её приближенным. Жанна слушала, давая излиться потоку, в надежде, что должен же наступить конец. Но не этого желал император. Он желал ссоры, в пылу которой должен был пролиться свет, и безразлично какой. Он был убежден, что у кардинала есть какая-то затаенная мысль и что он готовит ему одну из тех страшных неожиданностей, непревзойденным мастером которых он был. Его настойчивые обвинения привели его к желанной цели.