— Сделай это! — и Жанна написала на личную карту с монограммой заглавие послания: «Милорду герцогу Легг Ашеру, Роклэнд. Звёздная империя Рош».
— Будет передано лично в руки, — Кристина приняла драгоценность через несколько минут.
— Великодушное дитя! — проговорила императрица.
Кристина поцеловала императрице руку, спрятала карту в корсаж и унеслась, легкая, как птица.
Вскоре, поймав попутный гравикар, она уже была дома.
И в самом деле, как говорила императрице, она не видела ещё мужа после его освобождения, как и не знала о перемене, происшедшей в его отношении к кардиналу, перемене, которой особенно способствовали два или три посещения графа Шарела, ставшего ближайшим другом Бон.
Граф без особого труда заставил его поверить, что похищение жены было совершено без всякого дурного умысла и являлось исключительно мерой политической предосторожности.
Девушка застала супруга одного. Горемыка с трудом наводил порядок в доме. Мебель оказалась почти вся поломанной, шкафы почти пустыми. Что до служанки-биотехноса, то она сбежала тотчас же после ареста своего хозяина. Бедная была так перепугана, что шла, не останавливаясь, подальше от Грнжа.
Почтенный домовладелец сразу по прибытии домой уведомил жену о своем благополучном возвращении, и та ответила поздравлением и сообщила, что воспользуется первой свободной минутой, которую ей удастся урвать от своих обязанностей, чтобы повидаться со своим супругом.
Этой минуты пришлось дожидаться целых пять дней, что при других обстоятельствах показалось бы Шель Бону слишком долгим сроком. Но разговор с кардиналом и посещения графа Шарела доставляли ему богатую пищу для размышлений, а, как известно, ничто так не сокращает время, как размышления.
К тому же размышления его были самого радужного свойства. Шарел называл его своим другом, своим любезным и не переставал уверять его, что кардинал самого лучшего мнения о нем. домовладелец уже видел себя на пути к богатству и почестям.
Госпожа Бон тоже много размышляла, но, нужно признаться, думы её были чужды честолюбия. Помимо воли, мысли девушки постоянно возвращались к красивому и смелому юноше, влюбленному, по-видимому, столь страстно. Выйдя в восемнадцать лет замуж, живя постоянно среди приятелей своего мужа, неспособных внушить какое-либо чувство молодой женщине с душой более возвышенной, Кристина не поддавалась дешевым соблазнам.
Однако дворянское звание производило сильное впечатление на обыкновенных горожан, а Дартин был дворянином. Кроме того, он носил форму Адепта, которая, после формы Клерика, выше всего ценилась дамами. Он был, повторяем, красив, молод и предприимчив. Он говорил о любви как человек влюбленный и жаждущий завоевать любовь. Всего этого было достаточно, чтобы вскружить двадцатипятилетнюю головку, а Кристина как раз достигла этой счастливой поры в жизни.