Глеб вытянул руку, словно призывая ее молчать и дать им договорить.
– В мужской несостоятельности чаще всего виновата женщина, которая тратит больше, чем зарабатывает муж. Как тебе такой тезис?
– Тогда этот мужчина – болван. Не по себе дерево срубил. Не ту женщину выбрал, – холодно провозгласила Юлия. – Есть женщины, которые легко обойдут на поворотах любого мужчину.
– Беда в том, что такие гонки с поворотами всегда плохо кончаются. – Кречетов подошел ближе, чтобы проконтролировать ссору, но лишь подлил масла в огонь.
Глеб рванулся вперед, как будто собирался подраться:
– Такие гадины, как ты, выходят замуж только за деньги! Скажешь, неправда, что вышла замуж по расчету? Скажешь, неправда?!
– Тебе лучше остыть, – сказал Кречетов и оттеснил Глеба к дивану, но тот увернулся и стремительно вышел из гостиной.
– Подлец! – крикнула Юлия и разрыдалась.
Ирина Владимировна бросилась к бару, налила в бокал виски и принесла его дочери:
– Пей. В этом доме все сошли с ума. Решительно все.
Перемежая глотки судорожными всхлипами, Юлия опорожнила бокал, оставив на стекле следы ярко-розовой помады.
Молчавшая до сих пор Кира сказала:
– Ты не имела права так говорить с Глебом.
– Говорю то, что думаю, – огрызнулась Юлия и вернула бокал матери.
Та спросила:
– Налить еще?
– Нет, не надо.
– Глеб во многом прав, а ты не права, – продолжила Кира.
– Ты сама затеяла разговор, а я виновата?
– Мне казалось, что в прошлый раз мы не договорили.
– Идите вы оба к черту! – крикнула Юлия и выбежала прочь из комнаты.
– Иные темы лучше не трогать, – миролюбиво заметил Кречетов.
– Вам следовало прийти на пять минут раньше, – съязвила Кира.
– Я был в библиотеке. Рассматривал первое издание «Евгения Онегина».
– Вас интересует литература? – удивилась Ирина Владимировна.
– Меня многое интересует.
Кира взяла свою сумочку, встала с дивана и попрощалась:
– Всего хорошего. Я уезжаю домой.
Когда она ушла, Ирина Владимировна и Кречетов остались наедине.
– Я не узнаю свою дочь… – проронила Ирина Владимировна.
Кречетов оглядел ее мягкие, по-домашнему уложенные волосы, чистый лоб, прямую линию немного удивленных бровей. Сладкий и вместе с тем болезненный трепет пробежал по его телу. Ее цветастое платьице было таким женственным, а сама она такой простой и понятной, что у него появилось желание поцеловать завиток волос возле ее уха.
Но вместо этого он сказал:
– Дети взрослеют и меняются.
– Не в этом дело, – Ирина Владимировна обхватила себя руками и закачалась из стороны в сторону. – Юлия никогда не была жестокой. А сейчас в ее словах было столько ненависти!