Так прошли две недели. Я наслаждался своей минутой славы, с девочками мы возобновили свои вечерние пробежки, прерванные появлением саудитов, и уже сам приезд саудитов вспоминался все меньше и меньше. А по истечению двух недель я стал чувствовать себя куда увереннее, решив, что мимолетная вспышка злобы принца не повлекла за собой неприятностей, и теперь мне только оставалось ждать, когда появится российская официальная делегация.
Шел четвертый месяц моего проживания в лагере и третья неделя после злополучного приезда саудитов. Мои страхи, навеянные моим поступком и повторным оскорблением Абдель-Азиза практически рассеялись, и я вспоминал об этом все реже. Жизнь в лагере вернулась в обычное русло и, если бы не новая кличка «Зеноби», прилепившаяся ко мне намертво, уже ничего и не напоминало о той делегации.
Ко мне приходил отец и дядя молодой сирийки с мешочком натурального кофе на два килограмма, это поистине был щедрый подарок. Качественный натуральный кофе среди арабов — самое ценное, его дарят, чтобы подчеркнуть особую расположенность. Как я ни отказывался, им удалось торжественно вручить мне презент, и они удалились, заверив меня, что их жизнь принадлежит мне. Отец девушки, как оказалось, не было в курсе коварного плана жены, которая готова была продать невинность дочери в надежде вырваться из этого лагеря.
Что ей, впрочем, удалось — лагерь она покинула в статусе разведенной жены, под свист и улюлюканье толпы медленно направляясь в сторону города. Это было жестоко, но к ней я не испытывал ни малейшего сочувствия. Что по мне, так я и тем двум сирийцам, работникам администрации, накрутил бы хвосты, это с их подачи и при их посредничестве проворачивалась та «свадьба».
Девушке, спасенной мною, было всего шестнадцать лет, звали ее Хадижа, и она чертовски умна для своего возраста, прекрасно владела английским языком, немного говорила на французском. Она стала приходить ко мне и понемногу так привязалась, что практически каждое утро ждала меня на обход палаток, вместе со мной собирая жалобы и старательно выслушивая беженцев. Ей очень нравилось помогать мне, она краснела, обращаясь ко мне «Зеноби». Все попытки достучаться до нее и донести, что мое имя Саша, ни к чему не привели. Если для других я был просто Зеноби, для нее это было связано с личными переживаниями. Каждый раз, когда я видел ее, вспоминал шоколадный сосок и одергивал себя, сознавая, что, по сути, это еще ребенок и такие мысли недостойны меня. Она попросила меня учить ее русскому языку, и мы уже третий день учили алфавит, попутно запоминая не менее пяти слов на букву алфавита.