Но вот перед ней появилось что-то вроде крупноячеистой сетки размером с дверь. По мере приближения сетка растягивалась, на ее фоне проступил бледный рисунок: мозаика из повторяющихся фрагментов морского дна. Пройдя сквозь мглистую, будто и впрямь подводную, преграду, а затем сквозь невидимую тончайшую завесу, которая заново обволокла ее, втянула под кожу и отсоединила от пуповин отравляющей разум темноты, Анна угодила под секущие струи горячей воды.
Ее окружали хромированный металл и пластик. Сквозь клубящийся пар пробивалась изящная — другого слова не подберешь — подсветка. Анна ничего не различала ниже уровня пояса, а выше полупрозрачный пластик был пробит в нескольких местах — круглые отверстия размером с мелкую монету, породившие трещины. Она попыталась шагнуть вперед и наткнулась на скользкое обнаженное тело, которое скорчилось в — а чем еще это могло быть? — поддоне душевой кабины. Мокрые волосы закрывали лицо. Их структура, длина, цвет… Более чем знакомые ощущения при случайном прикосновении. Анна отпрянула — и уперлась лопатками в заднюю стенку. На секунду ее охватила паника дикаря, угодившего в клаустрофобный ад цивилизации. Фамке выматерилась — чтобы снова почувствовать себя хозяйкой положения, ей требовалось нечто иное, нежели внезапный душ в непонятной компании. «Да брось — в компании мертвеца».
Анна промокла до нитки. Одежда облепила ее, движения сделались замедленными. Страх никуда не девался и был тут как тут. Она попыталась сосредоточиться на том, что сильнее всего мешало ей в данный момент. Вода и пар. Она ткнула в подсвеченное изнутри пятно на хромированной панели. Вода перестала хлестать и утробно зажурчала в сливе.
Анна уперлась руками в задвинутую дверь. Раздался едва слышный хруст. От левой ладони, накрывшей пробоину, пролегла новая трещина. Анна опустила руку и нащупала ручку. Потребовалось совсем незначительное усилие, чтобы дверь отъехала в сторону. Тело наполовину вывалилось наружу. Стараясь не прикоснуться к нему, Анна ступила на керамогранитные плиты пола.
«А кем он был дома?»
«Кто?»
«Твой старый друг».
«А-а. Нищим поэтом».
Они шагали сквозь ночь — безымянный здоровяк с Хардом на плече и малыш с тремя именами на двоих. А ночь была та еще. На небе во множестве появились черные точки, которые Малюткин язык не повернулся бы назвать звездами, до такой степени они выглядели извращенной версией привычной ему ночной иллюминации. Эдди мог бы поклясться, что каким-то немыслимым образом они втягивают в себя дневную синеву. Пожирают какой-никакой свет. «Небесные трупоеды». Это уже сострил дядя. Эдгар быстро приспособился к ситуации и теперь вел себя так, словно ничего особенного не случилось. Подумаешь, ворон. По крайней мере, взрослая птица, а не какой-то паршивый птенец…