«Слишком много видеоигр, детка, — заметил дядя. — Слишком много кино. Выбрось их своей башки это дерьмо. Забудь, что видел когда-то, и увидишь все как есть».
Эдди честно пытался, однако по-прежнему видел только какой-то застывший взрыв-раскол-разбрызг, подернутый вдобавок тошнотворной рябью. Похоже, проблемы с правильным взглядом на «дыру» возникли не у него одного. Он даже не сразу заметил, что остановился, а в двух метрах справа громила тоже застыл как вкопанный. Затем сделал пол-оборота на месте и после этого замер надолго. Что-то с ним было не так. Что-то не слишком заметное, но внушавшее острое, почти паническое беспокойство, будто скрытое безумие.
Вдруг Малютка понял: в глазах громилы не было зрачков. И уже не казались чем-то существенным безвольно повисшие руки и расплывающееся на штанах пятно мочи. Обделавшийся «телохранитель» не перестал внушать ему страх. Как раз наоборот. Ведь раньше в громиле было хоть что-то человеческое. «Ага, ты ему тоже нравился», — не удержался дядя от сарказма.
Ворон перебрался с плеча бывшего Харда (или будущего? — Малютке было проще по-прежнему называть Хардом человека, чтобы не запутаться) ему же на голову и, ударив клювом, содрал полоску кожи со лба. Потекла кровь. На переносице струйка разделилась надвое и продолжила путь по носогубным складкам, а затем по обе стороны подбородка. Громила даже не поморщился. Но сбежавшие зрачки внезапно появились снова — две черные точки, словно кто-то проткнул глазные яблоки изнутри заостренным карандашным грифелем. Он сделался похожим на…
«Слишком много комиксов, детка…»
И тут Эдди обнаружил, что его собственный палец с небольшим, но уже заметным ногтем сгибается и разгибается прямо перед правым глазом. Он точно знал, что не подносил руку к лицу. Это был сюрприз от дяди. Предупреждение. И пока дядя ограничился лишь пальцем.
Малютку охватил страх совсем другого рода, нежели прежде. Он догадался, что, если так пойдет и дальше, он может сделаться только свидетелем происходящего, но никак не участником событий. Оказаться запертым в украденном у него теле? Пассивным «я», лишенным какой-либо возможности действовать? Это было хуже, чем стать паралитиком или инвалидом, — их тела, по крайней мере, никому не доставались еще при жизни…
Уже не пахло ни гарью, ни мертвецами, предоставленными самим себе. Пахло грозовым электричеством — Эдди сразу вспомнился один летний день на даче: внезапно стало темно, и он с родителями спрятался в доме от надвигавшегося ненастья. Как же ему было уютно, хотя и немного тревожно, особенно когда загремело! Мгновенное воспоминание вызвало очередной острый приступ тоски по всему, чего он лишился. А дачный дом показался на редкость приятным местом по сравнению с той помойкой восприятия, что терзала его, словно дурной сон, воплотившийся наяву. Не иначе, продолжалось утонченное издевательство, для разнообразия исходившее не от дяди. Но после того как Эдди слышал мамин голос из темноты и даже ощутил ее запах, его нельзя было задеть больнее.