— Тошку? — Акулина преобидно фыркнула. — Она ж ведьма, а не дура. На кой ей этакое счастие надобно?
Стало обидно.
И обида погнала Антошку от дома. Он и сам не заметил, как на дороге оказался. А оказавшись, вдруг подумал, что, может, поспешил?
Дорога гляделась длинною, пыльною… и жарко было.
И в животе опять заурчало, намекая, что если подольститься к дядьке Тимофею, то он работенку сыщет несложную. А после и пожалеет, и накормит.
И Аленка у него давно заневестилася, пускай всего-навсего племянница, зато работящая, зуховитая и, главное, на него, на Антошку с интересом поглядывает. Собственные-то дочки Тимофеевы разъехались далече, старшая в Канопене сидит, замуж за купца выскочила, младшая и вовсе где-то то ли при границе, то ли за нею. Так что корчму свою дядька Аленке отпишет.
Не раз сам о том говаривал.
…правда, у Аленки этой сынок имелся, и родила она его, безмужнею будучи, потому-то и не спешат к ней свататься, даже за корчму.
Антошка же…
…дите-то, чай, много не ест. И подрастет, помощником станет. Антошка его сам читать научит, мудростью поделится…
С этакими мыслями он до леса и дошел. Повернул бы, почти даже решился, небось, Аленка-то обрадуется, кислым молоком потчевать не станет. Матушка, может, не совсем обрадуется, потому как дите чужое и вообще… но он, Антошка, уже взрослый.
И к дядьке переселится.
А то корчму бабе оставлять, конечно, можно, но неразумно. Вот и будет перенимать всякую корчменную премудрость.
Лес пахнул сыростью, зазвенел комарьем, что слетелось тотчас, человечьей крови жаждая. И Антошка, притомившись, присел.
Вернется.
Ведьма… это ж ведьма. Кто знает, чего ей в голову взбредет? А ну как вправду Антошка не глянется? Особливо теперь, мокрый, вспаренный и без рубахи шелковой.
За рубаху особенно обидно стало.
А с другой стороны, может, оно и к лучшему? Вот вернется Антошка домой, пыль оботрет, взденет рубаху свою, кудри частым гребешком расчешет… еще можно Акулинку попросить, чтоб она помогла. Небось, для этакого дела не откажет, она с Аленкою давно приятельствует, хотя ж матушка этого приятельствования категорически не одобряет.
А вот Антошка мешаться не станет.
Если, конечно, Акулинка поможет ему с волосьями, разберет на прядочки, сахарною водицей смочит и после на тряпицы закрутит. А там всего-то погодить, чтоб высохли, и локоны будут правильные, ровные да пригожие.
Он вздохнул и с тоскою поглядел на дорогу. Путь обратно представлялся далеким, а вперед — страшным, ибо лес темнел, шумел и глядел на Антошку недобро.
В животе опять заурчало.
И Антошка шмыгнул носом.