С платьями, в отличие от рубахи, не ладилось. Все же и в годы более молодые боярыня отличалась приятной округлостью фигуры и немалым богатством, а вот Стася…
…из платьев она почти вываливалась.
И вторую рубаху девицы прямо на ней подшивали, и делали это столь споро, что не оставалось сомнений: о швейных машинках здесь знать не знают, ведать не ведают.
На Стасю натянули очередное платье, узкое сверху, но расходящееся от пояса этаким колоколом. И ладно бы просто колоколом, но ведь и рукава-то до самой земли свисали.
Вот теперь и она добра девица.
Красна, то есть. Или все сразу, и добра, и красна.
Стася пошевелилась, пытаясь понять, как люди вообще с этакими рукавами живут. И ладно, что в них прорези имеются, чтоб руки высовывать, но ведь хвосты-то, считай, пол метут. Или почти метут.
— А пожалуй, что неплохо… — задумчиво произнесла боярыня и соизволила подняться с лавки. Она сама подошла к Стасе и ущипнула за талию. — Конечно, лишь на первое время… в Китеже все больше на западную манеру ныне носят, но Тадеуш такой ретроград… с другой стороны, вы без мужа…
Стася кивнула, подтверждая, что таким полезным в хозяйстве созданием, как муж, еще не обзавелась.
— Ничего, найдете… я отправлю с вами Матренку…
…девица, похоже, именно упомянутая Матренка, бухнулась на колени, глядя на Стасю с суеверным ужасом.
— …она и шить горазда, и вышивать умеет. Тканей… пока пособлю, а то… вы не поймите превратно, но ваш наряд… безусловно, хорош… удивителен… однако… в наших краях люди не поймут. Люди здесь еще большие ретрограды, чем Тадеуш.
Она махнула рученькой, и засияли, засверкали драгоценные камни, украшавшие платье боярыни. Камни были на широких браслетах, и на массивном ожерелье, они переливались на головном уборе, который больше всего напоминал корону, надетую поверх паутинки-ткани.
Стася пыталась вспомнить, как же он называется, но…
— А потому, надеюсь, не обижу вас…
— Нисколько, — выдавила Стася, желая лишь одного — слезть с этой лавки.
— Вот и чудесно, — улыбка у боярыни была такой… искренней, что Стася даже почти поверила, будто та помогает исключительно по доброте душевной. Потом, правда, посмотрела в глаза и успокоилась: все нормально, никакой доброты. Просто этой женщине, которой Стася категорически не понравилась, что-то от нее нужно.
Настолько нужно, что она и платьем поделиться готова.
И вообще…
Белые пальчики боярыни прибрали ткань по бокам, натянули так, что показалось, еще немного и треснет этот несчастный сарафан.
— Исподницу[1] другую надобно, — сказала она задумчиво. — Запястья несите! Да с жемчугами!