– Наглость польской шляхты – явление вполне естественное, – со вздохом произнес канцлер Одинцов, – но и в самом деле в тени этого шумного цыганского табора может действовать значительно более опасная эсеровская боевка. С поимкой Савинкова и Азефа боевая организация отнюдь не закончилась, да и отмена черты оседлости не до конца лишила эсеров их мобилизационного потенциала…
– Что же вы предлагаете, Павел Павлович? – спросила императрица, прикусив губу. – Загнать эту публику обратно за черту и раз уж на нее не действует ни кнут, ни пряник, объявить их всех проклятым народом?
– Упаси нас Боже, государыня императрица, действовать подобными варварскими методами, – серьезно сказал канцлер Одинцов. – За колючую проволоку на пожизненные каторжные работы стоит отправлять только непримиримых врагов российской государственности, проводников идеи вседозволенности для богоизбранной нации, а с остальными следует поступать в рабочем порядке. К тем, кто нарушает законы Российской Империи, применять нормы уложения об уголовных наказаниях, а все остальные суть законопослушные ваши подданные, которые ничем не отличаются от других таких же подданных другой нации и веры.
Императрица в порыве чувств всплеснула руками и с нотками раздражения в голосе спросила:
– А что же, Павел Павлович, делать с теми, кто никаких законов не нарушает, но держит в кармане фигу и всячески злословит против государственного порядка?
– А ничего, – ответил канцлер, – если мы с вами будем хорошо делать свое дело, то народ сам будет поступать с этими в меру своего разумения.
– Уже были случаи, когда таких вот злословящих «антилигентов» товарищи трудящиеся уже учили хорошим манерам тяжелыми кулаками, – сказал полковник Мартынов. – Жить стало лучше, жить стало веселее, последние два года и не голодовали, считай, нигде. Едва в какой губернии случается неурожай, как господин Коншин гонит туда эшелоны с хлебом из особого фонда, господин Столыпин – вербовщиков для ускорения переселенческой программы, а господин Кутлер форсирует в этой губернии программы оргнабора на стройки империи. Вас, Ольга Александровна в народе любят, просто обожают, и ваших преданных слуг тоже. Именно поэтому поддержка классических, если можно так сказать, революционеров потеряла для наших врагов всяческий смысл, и они снова обратились к идее цареубийства.
– Все это понятно, – строго заметила императрица, – но рукоприкладство – не тот метод, который Мы могли бы одобрить. С морального облика результаты внушения кулаками сходят в те же сроки, что и синяки с морды. К тому же не все из этих персонажей лезут вглубь народной массы, где до них могут дотянуться мужицкие кулаки, большинство предпочитают общаться с народишком со страниц газет, выливая на них лохани грязных измышлений. Тут по-другому надо, господа, тоньше, и в то же самое время радикальнее…