– Ну не без этого, – признал прапорщик.
– Дмитрий Николаевич, голубчик, – с жаром продолжил доктор. – Я знаю, что, несмотря на грубоватые манеры, вы отнюдь не чужды благородства. Прошу вас, оставьте ее. Ведь вы погубите бедную девочку!
Дальнейший их разговор прервало возвращение заметно повеселевшего Федора. Хотя денщик остановился в почтительном отдалении от хозяина, было видно, что его уши напряженно ловят обрывки их разговора, и прапорщик воспользовался моментом, чтобы откланяться.
– Ну, мы, пожалуй, пойдем.
– Всего хорошего.
В расположение морской батареи они возвращались молча. Будищев размышлял над словами Щербака, а Шматов просто шел позади него с довольным видом, как будто только что нашел на дороге червонец.
– Что ты лыбишься, как пришибленный? – обратил на него внимание Дмитрий.
– Я-то? Ничего! – загадочно улыбнулся парень.
– Колись, обормот!
– Да ничего не случилось, – продолжал упорствовать Федька. Однако надолго его не хватило, и он радостно поведал: – От Аннушки письмо получил!
– Только что?
– Нет, еще утром. Просто вспомнил вот.
– Поздравляю!
– Пишет, что все хорошо и у нее, и у Семки со Стешей, они просили тебе кланяться, и госпожа Берг так же.
– Спасибо, – мрачно буркнул в ответ Будищев, очередной раз вспомнивший, что письмо Гесе так и валяется недописанным.
– Хорошая она женщина! – закончил свое повествование Шматов.
– Кто?
– Как кто? – искренне удивился парень. – Гедвига Генриховна, конечно, жена твоя! Даром что из образованных, а добрая и обходительная.
– Феденька, – даже остановился Дмитрий от пришедшей ему в голову мысли, – а кому ты еще про мое семейное положение рассказал?
– Чаво? – перепросил денщик, не осознавший, о чем именно спрашивает его товарищ.
– Я говорю, – терпеливо продолжал прапорщик вкрадчивым голосом, – кому ты, конь педальный, говорил, что мы с Гесей сожительствуем?
– Дык никому вроде бы…
– А точнее?
– Барышня Штиглицова интересовались, – вынужден был признаться парень.
– Так-с! А вот с этого места поподробнее. Говори конкретно, что ты ей наплел?
– Ничего я ей не наплел. Я все по совести рассказал, что живете в Гедвигой Генриховной ровно муж и жена! – возмущенно отвечал Шматов, потом немного подумал и добавил: – Хоть и не венчаны…
– Понятно.
– Чего тебе понятно, Граф? – обиженно забубнил Федор. – Гедвига Генриховна она хорошая, любит тебя опять же. Ждет. Хозяйство у вас, мастерские. Вернешься, обвенчаетесь и будете жить как люди. Там, глядишь, и детишки пойдут…
– А ты, значит, в крестные метишь? – хмыкнул прапорщик.
– А чего? Позовете, так и не откажусь!