Намерение построить подобную экономику было утопическим с самого начала. В итоге, с одной стороны, у трудовых коллективов хорошо работающих предприятий стали накапливаться значительные денежные суммы, которые невозможно было толком потратить в системе советского товарного дефицита. С другой стороны, государство вынуждено было осуществлять денежную эмиссию для покрытия своих расходов на поддержу той части экономики, которая не могла вписаться в этот «квазирынок». Возникла макроэкономическая несбалансированность, выражавшаяся в большом «денежном навесе». Люди копили обесценивающиеся рубли в надежде, что когда-то на что-то их все же удастся потратить, однако подобную возможность советское государство уже не могло им предоставить.
Во-вторых, государство фактически отказалось от осуществления ценовой реформы, хотя она могла бы в известной мере трансформировать структуру советской экономики и способствовать ее реальной реконструкции. Как отмечал пресс-секретарь Горбачева Андрей Грачев, «дрогнуло все политическое руководство. Едва правительство заикнулось, что цены на хлеб и макароны будут скорректированы, пусть даже с выплатой компенсации населению, как поднявшийся ропот советских граждан, тогда еще не знакомых с императивами рынка, заставил высшее руководство, а прежде всего самого Горбачева, отступить»409.
По условиям новой системы управления предприятия должны были переходить на так называемые договорные цены. Рыночными их называть не решались, однако, по сути дела, переход к социалистическому рынку мог бы быть осуществлен, если бы эти нормы действительно оказались реализованы. Но в условиях товарного дефицита переход к подобному «квазирынку» неизбежно должен был обернуться удорожанием целого ряда товаров. Население страны этого опасалось. Автор настоящей главы лично неоднократно убеждался во время выступлений на предприятиях в 1987–1988 годах, что общество поддерживает любые меры, способные дать трудовым коллективам заработать деньги, но не поддерживает преобразования системы цен. Поэтому переход к договорным ценам фактически был отложен «до лучших времен», хотя и оставалось непонятным, когда и за счет чего эти времена наступят.
Повышение цен на дефицитные товары теоретически могло бы способствовать повышению привлекательности этих товаров для потенциального производителя. Конечно, отсутствие частных инвестиций все равно сдерживало бы структурную перестройку экономики, но все же новые цены могли привлечь производителя хотя бы к изготовлению той продукции, которая не нуждается в серьезной реконструкции предприятий и, следовательно, в больших капиталовложениях. Торможение ценовой реформы лишило экономику стимулов к структурной перестройке. Известная часть советских предприятий могла бы стать безубыточной, перейдя на выпуск подорожавших товаров, однако, поскольку такое подорожание не допускалось, государству приходилось изыскивать средства для покрытия убытков. Таким образом, деньги, копившиеся у населения, обесценивались, но, поскольку в отличие от открытой инфляции эта скрытая инфляция не была заметна рядовым гражданам страны, экономическая политика «прорабов перестройки» до поры до времени населением страны не отторгалась. Вину за катастрофический рост цен российское общество в конечном счете возложило на Бориса Ельцина и Егора Гайдара в связи с переходом к рынку в 1992 году.