С другой стороны, этнический национализм сыграл принципиально важную роль в институционализации большинства государств, образованных из союзных республик. Практически все они (кроме Белоруссии и России) оформились как государства с одной титульной этнической группой – «государствообразующей» нацией. Исходя из этого в них признается один государственный язык (титульной нации), разворачивается комплекс требований по апроприации всеми меньшинствами «национальных традиций и культуры»476. История страны в школьных учебниках, музеях и научных изданиях сводится к истории титульного этноса477. При этом сами по себе меньшинства удаляются из аппарата власти и особенно с публичных позиций, например из числа министров и глав региональных администраций, депутатов национальных парламентов (возможно, при оставлении одной-двух фигур для публичной демонстрации этнической толерантности и «переговорщиков» с Москвой).
Однако ни одна из бывших советских республик не была этнически гомогенной. В большинстве из них были крупные этнические или языковые меньшинства, которые компактно проживали вместе, причем нередко на краю государства. В некоторых случаях значительная и доминирующая их часть считала, что имеет намного больше общего с соседним государством, нежели с тем, в котором теперь им придется жить. Это касалось не только русских и русскоязычных, но и узбекского, казахского, таджикского, азербайджанского, армянского, лезгинского, осетинского по этническому составу и языку населения. К этому добавлялась проблема внутренних противоречий среди населения титульной нации. Оно нередко оказывалось разделено по региональным сообществам. Часть из них отличалась от титульных собратьев не только диалектами или степенью экономического развития, но и уровнем владения титульным языком, религией, а также претензиями на большую или меньшую роль представителей региона в управлении страной. Таким образом, каждая из бывших союзных республик становилась «мини-империей», в которой доминирующая титульная этническая группа, как правило, приобретала все черты имперского народа, а в ней еще нередко выделялась та часть, которая считала всех остальных представителей титульного народа недостаточно патриотичными, верующими или способными к управлению. В Таджикистане такой подход привел к гражданской войне между таджиками, представителями разных регионов. В других новообразованных странах это дополнительно накаляло ситуацию.
Именно отношения между титульной нацией и этническими меньшинствами, наличие и острота конфликтов между ними, вызванная практиками ассимиляции или попыток изгнания меньшинств, являлись центральными вопросами национального строительства на постсоветском пространстве. Этот вопрос был куда более важным, как уже говорилось, чем отношения между «имперским (общесоюзным) центром» и «титульной нацией», как это обычно принято считать, или чем конфликт между «русским национализмом» (в какой бы интерпретации, имперской или этнонационалистической (расистской), его ни понимать) и «интересами независимых от колониальной империи народов». Именно наличие внутренних конфликтов в новых независимых странах, в том числе скрытых, подавляемых элитой «титульной нации», при наличии крупных проживающих компактно и на окраинах меньшинств, открывает пространство для действия и «российскому империализму» в ситуациях, когда у него возникает подобная потребность.