Едва царь вступил на Красную площадь, пушки смолкли и грянул «Славу» в двенадцать тысяч голосов детский хор, управляемый ста пятьюдесятью регентами.
Огромное колесо царского праздника пришло в движение. Освящение государственного знамени, говение их императорских высочеств, перенесение регалий из Оружейной палаты в Тронную залу. Наконец 15 мая совершилось священное коронование. К Успенскому собору государь и государыня шествовали под балдахином. Балдахин несли двадцать четыре самых слав-ных русских генерала.
Перед народом, уже в коронах, в порфирах, подбитых горностаем, император Александр III с императрицею Марией Федоровной явились на Красном Крыльце. Александр держал скипетр, на котором длинными синими лучами полыхал алмаз стоимостью свыше двадцати двух миллионов рублей.
Государь на историческом обеде в Грановитой палате поел впервые за все эти дни с охотой и с чувством.
На парадном концерте он даже развеселился. Навел бинокль на ложу иностранцев, которые одни были в черных фраках, и шепнул Марии Федоровне:
— А там собрались нигилисты!
Императрица весело засмеялась, и государь, ободренный успехом шутки, повторил ее громко, для сановников своих:
— А там собрались нигилисты!
— А там собрались нигилисты! — хохотал расшитый золотом, увешанный бриллиантовыми крестами и звездами российский высший театр.
В тот же вечер глядели иллюминацию. Готовясь ко сну, Александр III из всего потока письменных поздравлений выбрал письмо доверительного своего друга и учителя Победоносцева и с удовольствием прочитал:
«Какой сегодня радостный день и вечер для Москвы! — писал обер-прокурор Святейшего Синода. — Вы не видели, какое действие произвел первый удар колокола на Иване Великом, как все в Москве, не исключая солдат, стоявших под ружьем, сняли шапки и перекрестились».
— Господи! — тучнеющий Александр Александрович тяжко опустился на колени и склонил редеющую рыжеватую шевелюру перед образами. — Господи! Неужто Россия спасена от скверны нигилизма! Помилуй меня, господи!