— Можно и войти в фабрику, — предложили другие. — Там, на месте, всем собраться — и на улицу.
Заспорили.
Моисеенко подтолкнул Луку:
— Давай ты.
Лука встал:
— Товарищи! У меня с собой воззвание к московским рабочим, но оно годится и для нас…
Прочитал потрепанную, затертую прокламацию.
— Видите, не одни мы страдаем. Где капитал, там и страдание рабочих людей. Избавиться от гнета нам поможет всеобщее объединение. Есть такая организация «Северный рабочий союз». Нам надо обратиться к товарищам, и они помогут нам в борьбе за лучшее будущее всех рабочих.
Встал Волков:
— Главное, не унывать! Веселей, ребята! Давайте стоять твердо.
Тотчас поднялся Моисеенко:
— Мы собрались не ради вина и чая. Мы собрались, это самое, чтоб напомнить друг другу: один за всех и все за одного! Без воли, без свободы мы ровня скотам. Вчера еще мне говорили: Морозов — колдун. С ним ничего не поделаешь. Неправда, все это брехня! На слово — слово, на силу — сила. Вот наш ответ. А силы нам не занимать. С избытком есть.
И верьте мне, топорами можно скорее справиться с ’врагом, чем бабьей болтовней. Так ли я говорю?
— Так! Верно! Чеши, Анисимыч!
— Вот и хорошо. Утром поднимайтесь пораньше. Все встанем у дверей и никого не пустим на фабрику.
— Верно!
— Вот что, братцы. Я, как обещал, принес черновик с нашими к хозяину требованиями. Читать?
— Читай!
Моисеенко достал листок бумаги.
— Значит, это самое… Первое: «Хозяин имеет право штрафовать рабочего в месяц только два раза; если же рабочий подвергнется третьему штрафу, то хозяин должен его рассчитать. В случае, если хозяин на это условие не согласится, то он должен простить старые штрафы, оставив себе из них пять процентов». — Моисеенко пункт за пунктом прочитал основные требования.
— Молодец, Анисимыч! Всё так.
— Ну, коли всё так — по домам. Языки на привязи, ребята, держите. Кому зря не болтать.
— Скажешь тоже — болтать!
Все поднялись, распрощались.
Волков пошел к Моисеенко. Пили чай, прикидывали, не было ли в трактире предателя.
— Забитый народ, — сомневался Лука, — боюсь, ничего завтра не выйдет.
— Брось ты! — петушился Анисимыч. — Не выйдет ему! Все выйдет. Не все забитые. А кто сробеет, как овец, выгоним из фабрики. Да и не будет робких. У нас, русских, всегда так: терпим, гнемся, а как волю почуем, так беда! И хватит, Лука, об этом. Давай лучше Волкову споем нашу.
— Какую?
— Про Стеньку, — и, разом покраснев от натуги, залился на всю казарму:
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
От вершины до самого края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная…