— Стойте здесь, не ходите на фабрику!
Побежал к боковым дверям.
И тут его узнали, окружили, спрашивали, чего делать.
— А ничего не делать! Стойте сами и других не пускайте. Вернулся к главным дверям, а все уже разошлись, кинулся к боковым — и там никого.
Еще подошли, узнали, остановились, Волков появился:
— Ну чего, Анисимыч?
— А ничего! Спишь больно долго. Ступай к главным дверям.
Волков пошел, но скоро вернулся:
— Сторожа дубинами гоняют.
— Слышь, Анисимыч, — сказал кто-то из ткачей. — Мы, пожалуй, того, на фабрику пойдем… А то ведь, не ровен час, запишут номер, и вместо одного — три дня оттрубишь. Ты не сердись. Ничего, видно, с нашим народом не поделаешь.
Понурились и пошли.
— Овцы! Истинные овцы! — Анисимыч сорвал шапку и бросил под ноги себе.
Волков поднял шапку, стряхнул с нее снег.
— Надень. Простудишься… Слышь, Анисимыч, забежим, что ли, ко мне. Ты небось и не завтракал?
— Да где уж было… Спешил!..
* * *
— Истинные овцы! — снова взъярился Моисеенко, обжигаясь кипятком, хрупая кусковой сахар.
— Не ругайся, Анисимыч. Вишь ведь, предатель сыскался… Сторожей нагнали. Я прикинул: у фабрики стоит человек двести.
— Их двести, а нас — восемь тыщ! — Моисеенко решительно запахнул зипунок. — Поглядим еще! Может, и вправду не бараны.
На фабрике прошли к станкам Анисимыча, они были уже раскрыты и пущены.
— Жена постаралась. Позовем наших — и на третий этаж, в уборную.
Собрались молчком.
— Мужиков с дубьем испугались? — накинулся Анисимыч на ткачей. — Или сил нет у нас, чтоб забор на колы растащить?
— Вот что, братцы! — крикнул Волков. — Ничего страшного, станки и теперь можно остановить.
— А потом чего?
— Морозов приедет, губернатор, жандармы. Подадим губернатору наши требования. Чтоб на виду, чтоб Морозов не отвертелся!
— Тихо! — крикнули стоявшие у дверей. — Младший мастер идет.
— Черт с ним! — Застучали в стенку женской уборной: — Бабы! Что делать думаете?
Заругались в ответ:
— Сами бабы! Вам только кнут покажи, сразу — шелковые.
— Марфа кричит, — сказал Волков. — Боевая — жуть. Она за собой всех уведет.
В уборную зашел младший мастер Прусаков.
— Почему не работаете? Если у вас праздник, так ступайте вон. А собираться запрещено.
— Ты, милый человек, — сказал из толпы Моисеенко, — катился бы отсюда! А то зашибем ненароком.
Все взбудоражены. И вправду зашибут.
Прусаков опустил глаза, постоял и, словно бы вспомнив что-то важное, быстро ушел.
— Ура! — гаркнули ткачи. — Домой!
К Моисеенко протиснулся Ваня-приютский.
— Дядя Анисимыч! Я знаю, как погасить газ.
— Я тоже знаю как, да ведь высоко, лестница нужна. А станем брать лестницу — увидят.