Дядя прикрыл дверь, подпер ее для надежности собой и теперь разглядывал меня с нехорошим таким прищуром. Я попятилась, пятой точкой ощущая грядущие неприятности. Покрутила болезненно кисть, помассировала запястье — железные пальцы у дяди, что ли? Дядя хмыкнул и в ответ демонстративно потер правую голень, по которой я успела попасть каблуком.
— Научил на свою голову, — уже расслабленно проворчал он, и я перевела дух — гроза не миновала, скорее, ее отложили на завтра.
— Говори тише, — предупредил он, — здесь стены не толще бумаги.
Я вспомнила недавно слышанные стоны, снова покраснела и кивнула. Мое смущение заставило мужчину озабоченно нахмурить брови, он бросил взгляд на стену, взъерошил волосы жестом отчаяния и простонал:
— Что я скажу твоей маме?
При мысли о маме меня накрыла волна жалости к себе, настрадавшейся за эти дни на всю жизнь вперед. Ноги подкосились, а слезы, точно прорвав невидимую платину, потоком хлынули по щекам. Да-а-а… Я нашла того, на чьей груди можно было поплакать. А главное, этот кто-то не станет рассказывать маме, где меня нашел. Но для закрепления сей негласной договоренности, надо будет уточнить у дяди, почему его назвали Аструсом, а не Хасселем, как записано в книге рода.
— Шанти, детка, они с тобой что-то сделали? — резко побледнел дядя, подхватывая меня. — Где-то больно? Покажи где?
И меня принялись осматривать, ощупывать, чему я активно мешала, уткнувшись в дядину грудь и обильно орошая слезами его рубашку.
Болело внутри. Душу жгло обидой ребенка, которому повстречались злые взрослые, а главным из них был гад, не спешивший спасать свою невесту! Бросил, говнюк — я вспомнила дядино ругательство — ночью одну в чужом городе! Думает, если у него в родственниках император, так имеет право разрывать помолвку, не уведомив меня?! А я вот возьму и соглашусь назло!
Дядино присутствие заново окрасило окружающий мир в цвета добра и благополучия. Злодеи будут наказаны, справедливость восторжествует, и скоро все станет как прежде. Я вернусь домой, забыв обо всех невзгодах.
Так я рассуждала, активно шмыгая носом. Не сдержалась, зашипев, когда дядины пальцы коснулись пореза на боку.
— Так, что тут у нас? — пробормотал Хассель, наклоняясь ко мне.
— Царапина, — прошептала, наблюдая, как за окном возникает тень, а через мгновенье стекло взрывается осколками, и в их водопаде в комнату, перемахнув через подоконник, влетает тот, кого я только что вспомнила.
— Отойди от нее!
Щелкнул взведенный курок. Направленное в спину дяди дуло револьвера недвусмысленно давало понять, что жених шутить не намерен. Представляю, как мы выглядели со стороны: зареванная я и мужчина, наклонившийся к моей груди, а руками обнимающий за талию.