Я встала, вздохнула, потерла лоб, бросила тоскливый взгляд на родственника, но помогать мне никто не собирался.
— Леон — мой дядя Хассель, дядя — это Леон.
— Жених вашей племянницы, — тут же внес уточнение дэршан. Я бросила сердитый взгляд на мужчину, мне вернули его с наглым самодовольством, еще и подмигнули.
Дядя перестал рыться в карманах сюртука, удивленно вскинул брови и пробормотал:
— А детка-то выросла! — но тут же посерьезнел: — Все вопросы после того, как выберемся отсюда.
Говорили мы шепотом, а потому напоминали кучку заговорщиков. Одна девица, один палач и один охотник за редкостями.
— Я могу… — начал было Леон, но его тут же осадили.
— Нет! Я уже оценил твое появление, мальчик, но сейчас нам нужен тихий вариант.
Не хочется быть занудой, но почему изображать умирающую пришлось именно мне? Даже не изображать, потому как дядино снадобье убивало по-настоящему. И жить мне оставалось часов десять, если не приму противоядие.
Десять часов! Я мечтала, что меня спасут, но не такой ценой! И ведь раньше не замечала убийственных наклонностей у дяди, и потому вопрос:
— Шанти, у тебя есть аллергия на клубнику? — не вызвал подозрений.
— Нет у меня никакой аллергии.
— Будет, — заверил дядя, разминая в руках нечто коричневое и сморщенное.
— А это безопасно? — поддержал мои опасения Леон.
— Не опаснее штурма борделя, — не удержался от подколки Хассель. Мужчины скрестили взгляды. Было бы оружие — скрестили его. Было бы время — поговорили, а так пришлось довериться дяде. У Леона в планах были револьвер и окно. У дяди — аллергия на клубнику и бескровный вынос моего тела к целителю.
Я смерила взглядом высоту третьего этажа, получила подтверждение, что веревка будет лишь из простыней, и выбрала клубнику. И теперь кляла себя за то, что согласилась.
Леон был отправлен обратно в окно с напутствием:
— Как хочешь, но чтобы через полчаса ждал нас у дверей.
Мне же досталось самое трудное.
— А это точно надо разжевать и проглотить? — я вертела в руках нечто, напоминающее смолу. Но вот воняла эта «смола»… Фу… Я сморщила нос.
— Если будешь долго думать, оно опять застынет.
Дядя отобрал комок.
— Открывай рот.
Я замотала головой. Дядя прищурился, а потом ловко зажал мне нос.
— Вот так, — комок оказался у меня во рту, — а теперь будь умницей и хорошенько его разжуй, а то застрянет внутри и прилипнет.
Я не хотела жевать, не хотела глотать, но спорить с дядей у меня никогда не получалось.
Пришлось жевать нечто склизкое со вкусом гнилой картошки, а потом еще и глотать.
— Молодец, девочка. Теперь ляг. Прикрой глаза. Скоро все закончится.