. Продолжая попытки найти для съемок подходящих единомышленников, Дерек вновь пригласил некоторых актеров из «Юбилея»: Джек Биркетт демонстрирует замечательную энергичную актерскую работу в роли Калибана, Карл Джонсон сыграл Ариэля, Тойя Уилкокс — Миранду, Хелен Уоллингтон-Ллойд — служанку-карлицу Ариэля и Клэр Дэвенпорт — ведьму Сикораксу… Оператором стал опытный Питер Мидлтон. Натурные съемки на пляже были сделаны среди бела дня через синий фильтр, чтобы создать эффект сумерек, и в результате получилась замечательная гризайль, которая заставила эти сцены выглядеть странно, подчеркнула их композицию и создала пространственную перспективу. Стоит отметить, что фильм начинается с использования любительской пленки 1930-х годов, показывающей парусное судно в бурном море. Это продолжает процесс встраивания якобы некачественной съемки в фильм, который Дерек начал в «Юбилее», вставив в него «Танец Джордан». В «Буре» используется три типа пленки — обычные, 16 мм, для съемок сцен внутри Стоунли, 16 мм с синим фильтром и 8 мм — любительская съемка корабля. И режиссер использует каждую из них ради ее специальных качеств, а не потому, что не видит между ними разницы.
Дерек заменил шекспировскую сложную сцену маскарада, устроенного в честь обручения, последовательностью из двух частей. Первая представляет собой танец, который часто ошибочно описывают как «кэмп». (Кэмп — это костюм, в котором танцует Тринкуло, костюм, достойный вечеринок «Альтернативная мисс мира» Эндрю Логана.) За ним следует песня Коула Портера «Ненастье» в исполнении певицы-ветерана Элизабет Уэлш. Майкл О’Прэй справедливо называет эту сцену «величественной» и «одной из великих сцен британского кинематографа»[85]. Дерек всегда утверждал, что его фильмы были продолжением живописи, и здесь мы получаем некоторый намек на то, что он имел в виду, когда Уэлш в конце песни поворачивается к нам спиной, и ее бело-золотой костюм выходит из фокуса, и в течение продолжительного момента мы наслаждаемся великолепным эффектом чистого цвета и абстрактной формы. То, что происходит в фильме после, открывает нам еще один аспект чувственности Дерека. Мы видим сцену, в которой Просперо спит, а Ариэль крадется по той же комнате, но на этот раз полной пожухлых мертвых листьев: такое странное превращение свежих листьев из сцены с маскарадом. Ариэль бежит вверх по лестнице к свободе, чтобы исчезнуть на полпути под звук взмахов лебединых крыльев. Закадровый голос Просперо говорит, что все ду́хи растворились в воздухе, и произносит знаменитый монолог про «тучами увенчанные горы». Его глаза остаются закрытыми, и ничто не шелохнулось на его лице, когда он приходит к заключению, «Мы созданы из вещества того же, / Что наши сны. И сном окружена / Вся наша маленькая жизнь»