Дорогу преградил отряд конников, гнавший рабов. Печенеги, не привыкшие долго ходить, уныло брели, положив руки на деревянные рогатки, державшие шеи. Полуголые, мускулистые тела, косматые шапки — в глазах тоска беспросветная.
— Ну вы! Живее! — покалывал их копьем раздраженный жарою всадник.
— Хлеба, боярин! — протянул вдруг к Илейке руку один из рабов. — Корку!
Илья вздрогнул — он увидел лицо просившего, русское лицо с вырванными ноздрями и клеймом на лбу. Увидел и руку, тонкую, со старчески узловатыми пальцами, с грязными обломанными ногтями. Мелькнуло еще несколько русских лиц, все они с надеждой повернулись к Илейке, но он ничего не дал — не было у него ничего.
— Вот я вас! Рвань бессудная! — замахнулся всадник и ударил просившего древком копья, — Борзее.
Рабы заковыляли быстрее. Все это прошло перед глазами Илейки в какую-то минуту, надорвало сердце… Вот-вот, казалось, вскрикнет и крик этот пронесется над всем Киевом, над всей русской землей. «Было бы кольцо в земле великое, перевернул бы землю!..» Илейка держал в руках это кольцо, выкованное из тугого железа. Это было в Чернигове, когда войско ждало его гласа… и не дождалось. Он сам выпустил кольцо из рук. Может быть, тяжелым ему показалось, может, не по силам было ему такое суровое дело? Нет, сам он, сам!
Мысли прервал пьяный бесшабашный окрик:
— Ге-ге-ей! Вот так тюря! Илья Муравленин! Илья Мурашка! Катай сюда!
Васька Долгополый играл с ребятишками в лапту. Бегал, светил рыжей головой. Четверо загорелых мальчишек кричали, суетились — им во что бы то ни стало хотелось обыграть Ваську. Когда Илейка подъехал, Васька совсем уже забыл о нем и зорко следил за лаптой. Белобрысый паренек, высунув от усердия язык, ударил… Бита взвилась в воздухе и мелькнула за изгородь. Васька метнулся за ней и долго не показывался, слышалось только — шуршала трава и кричали гуси. Наконец Васька перевалился через изгородь.
— Проиграл! Проиграл! — закричали мальчишки, а белобрысый почувствовал себя победителем.
— Цыц! — прикрикнул Долгополый, — Не я проиграл, а купчина Костя, — указал он рукою на изгородь и бросил биту — не попал.
— Проиграл, Васька! Проиграл! — снова закричали ребятишки.
— Черт с вами! — согласился Васька. — Умаяли! Тут он снова увидел остановившегося с конем Илейку и закричал:
— Кого вижу! Илюха Мраморянин! Здорово, каменюка! Идем со мной в корчму!
Он чуть ли не силой стащил Илью с седла, обнял. Илейке был по душе этот бесшабашный привет. Да и не все ли равно, куда идти! Завернули в корчму «Облупа». Там было полутемно и прохладно, на пустых бочках сидела опухшая от пьянства, красноносая братия. Изгои, пропойцы, бродяги, воры, беглые — народ отчаянный. А кое-кто из деловых людей. Корчмарь в холщовом переднике, длинноносый со смоляным хохолком на голове, ни дать ни взять — цапля болотная, возвышался над всеми, отгородившись плетнем, и черпал из бочки желтую брагу. За ним — кадки с орехами и пшеном, толстые мотки веревок. Пахло дрожжами, мятно-смолистым духом чабреца. Отовсюду неслась крепкая ругань.