— Господи, помилуй и защити! — бежали люди.
— Чур, меня, чур! — ковыляла за ними старуха.
Печенеги грабили Василев. Они врывались в избы, пронзали копьями тех, кто поднимался навстречу, хватали за косы спящих женщин, волокли по траве, разбивали сундуки и требовали клады. О, они хорошо знали это слово! Пронзительные вопли вырывались из смутного гула, не умолкал топот коней, собаки хрипли и надрывались, тревожно мычала скотина. Пожар занимался все шире. Небо превратилось в огнедышащее горнило, раздуваемое ветром. Даже звезды расплавились в этом небывалом жару царства Сварога, великого царства огня. Он швырял из горнила пригоршни угля и пепла. Никто уже не пытался что-либо спасти — спасали головы. Целые улицы пылали, охваченные огнем. Чернели, утончались на глазах бревна и рушились. Горели деревья, трещала листва, полыхали плетни. Молодая пара стояла на коленях перед горящей избой и кланялась до земли.
Крупным наметом Илейка повернул в дымную улицу. Вынырнул отряд всадников. Не задумываясь, Илья врезался в него, ударил направо, налево, прошел наискось и поскакал, слыша, как копья рассекают воздух…
Человек десять всадников окружили толпу и секли ее, неистово взмахивая саблями. Илейка налетел сзади, стал колоть и рубить, и давить их конем.
— Куда вы, люди?! — кричал во весь голос. — Назад! Навались миром! На слом!
Один не выдержал. Это был крепкий подросток. Он изловчился и, прыгнув, повис на руке у печенега. Впился зубами в плечо так, что степняк взвыл. Пытался сбросить мальчишку и не мог… Кто-то поднял брошенное копье, кто-то булыжник. Круг степняков разомкнулся, а еще через минуту они обратились в бегство.
— Гни поганых! Дави! — повернула за ними толпа. В небольшой каменной церковке, желтой, будто застарелого воска, набилось множество народу — молящегося, плачущего, дрожащего от страха. Печенеги рвались к двери, метали стрелы и копья в окна. Люди молились так горячо, с таким исступлением протягивали к образам руки, что казалось, церковь вот-вот вознесется на небо со всем этим перепуганным людом, но печенеги взломали-таки двери. Началась невиданная резня — младенцев трудных и тех не щадили. Рвали серебряные оклады с икон, кадила, лампады. Вырывали серьги из ушей, рубили пальцы с кольцами…
Когда Илейка прискакал сюда, здесь все уже было закончено. Ручейки крови текли на паперть; раскачивалось паникадило.
Илейка поскакал назад, к нему пристала ватага ремесленников, /сой у кого были луки и копья, у большинства топоры. Напрудили переулок, ждали, когда покажутся печенеги. Стояли, прижимаясь друг к другу тесно, как плахи в частоколе, дышали в затылки. Тускло поблескивала сабля в руке Илейки, черные топоры не светили. И печенеги показались — они ехали рысью, придерживая руками награбленное добро.