Вышел на амвон священник, одетый в золотые одежды, затянул молитву, и хор подхватил на разные голоса.
Алеша протиснулся к выходу, моргнул, но Илейка решил терпеливо выстоять. На него смотрел Христос взглядом, сковывающим волю. Илейка чувствовал, как поднимается в душе какое-то незнакомое чувство, смутное и немного тревожное…
Молебен кончился, Илейка поспешил к выходу, вздохнул глубоко на паперти, когда увидел бездонное звездное небо. За спиной толпилось купечество. Батюшка выдвинулся вперед:
— Братия! Мы за содеянные на земле грехи достойны несчетных кар, мы сами повинны в постигшем нас бедствии. Мы ожидали врагов денно и нощно, вознося восставшему из мертвых молитвы, обливая слезами пол храма…
— Не части, батюшка! — громко перебил Алеша. — Будто жук в ухе сидит!
— Говорю вам, — повысил голос священник, — обратитесь в лоно православной церкви нашей! Видите, сей герой уверовал в истинного бога, и всевышний даровал ему победу. Сам архангел Гавриил вложил ему в руку меч и витал над ним всю тяжкую битву. Это его карающей десницею разбито полчище язычников! Его провидением спасен град наш Чернигов! Его невидимыми мечами!
— Ай, нет, епискуп! — выкрикнул вдруг Попович. — Не мечами — топорами да дрекольем побили печенегов! Верно ли говорю, люди?
— Верно! Верно! — послышались со всех сторон восхищенные возгласы. — Вилами да косами погромили степняков! Мы! Мы!
— Сатанаил владеет твоею душой, — махнул рукой священник, чтобы унесли хоругви и знамена, — ждет тебя небесная кара, в преисподнюю сойдешь.
— Не страшно, батюшка! — остановил его Алеша. — Ведь ты поводырем будешь!
— В геенне огненной будешь подвешен за пуп, изгой, неприкаянная душа твоя! — возмутился епискуп, и купцы затопали на Алешу ногами.
— Не смей хулить бога! — поддержал их Илья.
— Бросить его в поруб без окошечка! Посидит — уверует!
— Что же вы мешкаете, христиане? Гог и Магог он, богохульник, анафеме его предать! Отца родного обворовал, из святого писания листы выдергивал, святым распятием гвозди вбивал! Хватайте его!
— А ну, попробуй, — ответил Алеша. — Посмотрим, кто кого.
Алеша смеялся над толпой именитых, стоивших на паперти, потряхивал молодецки кудрями и был готов отразить нападение. А внизу одобрительно гудела толпа:
— Что бог, что князь — все одинаково, всем дань неси.
— Попово брюхо из семи овчин сшито!
Епискуп открыл было рот, чтобы извергнуть на Алешу новый поток брани, но вдруг остановился, именитые застыли с поднятыми кулаками: из середины их вышел содой, благообразного вида старик, опирающийся па посох.
— Воевода Претич! — прошептал кто-то с почтением в голосе и умолк.