– Мне жаль, – сказал детина, неправильно истолковав причину его молчания.
Ломтев не скорбел. На чьего-то там внука ему было совершенно наплевать.
– Ничего не вижу, – сказал он.
– Так и это не мудрено, ваша светлость, – засуетился детина. – Сей момент, я только очки найду.
Очки.
Причина неважного зрения оказалась вовсе не в перехода, таково было свойство доставшегося ему тела. Что ж, возможно, очки помогут прояснить и остальное.
Если детина их найдет, конечно.
Нашел.
Сначала пытался подать Ломтеву, а потом, аккуратно, словно обращаясь с очень хрупкой и очень ценной вещью, нацепил их Ломтеву на нос.
Зрение прояснилось. Предметы обрели четкость, хотя и стали чуть дальше и меньше.
Первым делом Ломтев посмотрел на своего собеседника. Крупный, как он и раньше догадывался, парень, одетый в свободного кроя серую униформу. Русые волосы, аккуратно подстриженная борода, рост около двух метров, так, на взгляд, телосложение, как у медведя… На вид, лет тридцать-тридцать пять. Кто он? Слуга? Камердинер? Как это вообще называется?
Ломтев не помнил.
Он поднес к лицу свою трясущуюся руку. Тощая, поросшая бурыми волосами, обвисшую кожу усеивают коричневые старческие пятна… Нет, никак не сорок лет. Даже рок-звезды, выбирающие исключительно секс, наркотики и рок-н-ролл, в сорок лет выглядят получше.
– Зеркало, – потребовал Ломтев.
– Сей момент, ваша светлость, – детина порылся в прикроватной тумбочке и вручил Ломтеву маленькое зеркальце в металлической окантовке.
После того, как Ломтев посмотрел на свою руку, открывшееся зрелище не стало для него большим сюрпризом. В зеркальце умещалось не все и сразу, но масштаб катастрофы оценить было можно.
Худой обтянутый кожей череп, покрытый копной седых волос, от лба к затылку идут две залысины. Морщины, старческие пятна, какой-то застарелый шрам на правой щеке… Борода, тоже седая и нечесаная. Усы, как часть того же ансамбля…
Рассмотреть тело мешало укрывавшее его по грудь одеяло, но от него тоже не стоило ждать ничего хорошего. Когда-то наверняка могучее, сейчас оно было жалким и высохшим. Слабое воспоминание о том человеке, которым он был когда-то.
Кстати, а кем он был-то?
Если бы Ломтева попросили назвать возраст нового вместилища для его души, или, как там говорил чертов проводник, атмана, он бы определил его лет в сто. В лучшем случае – в восемьдесят, но это были бы очень плохие. не знавшие медицины и здорового образа жизни восемьдесят.
Но, помимо очевидных минусов, у его нового положения были и определенные плюсы.
Дедушка старенький, дедушке все равно…