Он спустился в подвал. Там пахло яблоками, и он остановился, пока на потолке мигала люминесцентная лампа — как будто не могла определиться.
Когда она засветилась ровно, он подошел к печи, открыл дверцу и достал пистолет.
Он видел в кино, читал в книгах, да и сам озвучивал мысли Гамлета по поводу самоубийства (to be or not to be)[20], когда он, тогда еще гимназист, крайне неудачно выступил на ученическом вечере. Колебание, сомнение, внутренний монолог, мотающий тебя из стороны в сторону. Но сомнений Одд Риммен больше не чувствовал, все дороги тем или иным образом вели сюда, вот единственно верное окончание. Настолько верное, что ему даже не было грустно — даже наоборот, последний триумф рассказчика. Put your gun where your pen is[21]. Остальные так называемые сочинители пусть сидят на сцене, купаясь в дешевой любви публики, и лгут самим себе и всем присутствующим.
Сняв пистолет с предохранителя, Одд Риммен приложил его к виску.
Он уже видел заголовки.
И после — место в учебниках истории.
Нет, место романа «Ничто».
Итак.
Закрыв глаза, он положил палец на курок.
— Одд Риммен!
Голос Эстер.
Он не слышал, как она вошла, но теперь она выкрикивала его имя издалека, может, из гостиной. И что странно, полное имя, как будто хотела, чтобы он появился целиком, показался.
Одд спустил курок. Грохнуло с треском, словно ревущее, взрывное пламя, как будто чувства вытянули время — в суперзамедленной съемке он слышал, как вспыхивает и горит порох, а звук вырастает до крещендо аплодисментов.
Одд Риммен открыл глаза. По крайней мере, подумал, что открыл. В любом случае он его увидел. Свет.
«Идти на свет». Слова Софи. Редактора. На протяжении всей своей писательской биографии он прислушивался к ее советам и полагался на них.
Вот он пошел на свет. Свет его ослепил. Он никого не видел в темноте за светом, только слышал, как становятся еще громче оглушительные аплодисменты.
Слегка поклонившись, он сел на стул рядом с Эстер Эббот, энергичной журналисткой, у которой, несмотря на почти по-мужски грубую внешность, во взгляде было нечто мягкое, на что он обратил внимание несколько минут назад в гардеробе.
— Давайте сразу перейдем к делу, господин Риммен, — сказала Эстер Эббот. — Я держу в руках роман «Возвышенность», о котором мы и поговорим. Но для начала: думаете, вы когда-нибудь напишете еще одну столь же хорошую книгу?
Сощурившись, Одд Риммен воззрился в зал. Смог разглядеть некоторые лица в первых рядах. Они пристально на него смотрели, кто-то почти улыбался, будто им уже сообщили, что он скажет что-то смешное или гениальное. Он знал: не важно, что он скажет, — истолкуют его слова в самом положительном ключе. Будто играешь на инструменте, который наполовину играет сам, осталось только коснуться клавиш, открыть рот.