Открылась дверь пассажирского сиденья, и запахи я почувствовал раньше, чем услышал голос. Цветочный луг возле дачи в июне. Яблоки в августе. Западный ветер на море в октябре. Да, знаю, я преувеличиваю, но такие уж у меня возникли ассоциации.
— Еще раз привет.
Она слегка запыхалась, как будто быстро шла. Наверное, она оказалась чуть старше, чем я себе представлял. Если можно так выразиться, голос был моложе, чем лицо. Может, она и обо мне похожим образом думала, что по телефону я более привлекателен, — не знаю. Но когда-то Эйрин была красивой, тут сомнений не было.
«Вдувабельна», — подумал я.
Да, подумал именно это слово, выражение Палле. Можно вдуть. Хотел ли я ее? Да, хотел.
— Спасибо, Амунд, что сохранили сережку.
Значит, сразу к делу перешла, чтобы с ним разделаться. Не знаю, вызвано ли это застенчивостью, нервозностью или тем, что я ее разочаровал.
— Вот она, — сказал я, протягивая украшение. — По крайней мере, если я ту самую нашел.
Она покрутила сережку.
— О да, — медленно произнесла она. — Вы нашли ту самую.
— Отлично, — сказал я. — Она же такая редкая, что непросто было бы подобрать пару к оставшейся.
— Верно, верно.
Кивая, она все смотрела на сережку, как будто не смела взглянуть на меня. Как будто в таком случае могло произойти то, чего она не хотела.
Я ничего не говорил, только чувствовал, как в шее молотит пульс — с такой силой, что, попытайся я заговорить, меня выдаст дрожащий голос.
— Да, спасибо еще раз, — сказала Эйрин, завозившись с дверной ручкой.
Как и меня, ее накрыла легкая паника. Естественно. На пальце у нее обручальное кольцо. Она накрасилась, но утренний свет не знает пощады. Она была как минимум на пять, а может, на десять лет старше меня. Но, значит, вдувабельна. И определенно была вдувабельна, когда я был мальчишкой.
— Палле знает? — спросил я без дрожи в голосе.
Она помедлила.
— Постольку-поскольку.
Больше мне ничего не требовалось. Сережка просто так не свалится, если сидеть прямо. Я посмотрел в боковое зеркало, — видимо, по нему стукнули, надо прикрутить.
— Кажется, у меня заказ, — сказал я.
— Ах да, — спохватилась она. — Еще раз спасибо.
— Не за что.
Я все смотрел ей вслед, пока она пересекала стоянку.
Она этого не знала — этого никто не знал, — но только что я вышел из тюрьмы. И теперь я стоял снаружи, вдыхал непривычный воздух, ощущая новую, пугающую свободу. Остается лишь продолжать, пользоваться ей, не скатываться к старым привычкам, чтобы вскоре опять не оказаться внутри стен. С этим я справлюсь. И докажу это самому себе следующим поступком.
В пять часов день у меня складывался хорошо. Мне даже чаевые оставляли, чего почти никогда не было. Это все из-за моего непривычно хорошего настроения, из-за нового меня, так сказать?