Не останавливаясь и не оглядываясь, Антон стал разворачивать строй вправо, в поле. За ним повернули остальные. Они выскочили с дороги в густую траву и по дуге зашли разбегающимся остаткам врага снова с фронта.
По спасающимся бегством стреляли из луков Эрзай и Ермидан. Торвал, словно маленькая скала, врезался в одного из зазевавшихся всадников и своим топором, больше похожим на молот, одним ударом снес его с лошади. Антон оглядел поле битвы. Враг, нахлестывая коней, разбегался по полю. На конях осталось пятеро.
– Двойками! – громко, перекрикивая храп коней, вопли раненых и топот копыт, скомандовал Антон. – За врагом… Марш! И отряд тут же разлетелся, как стая хищных птиц, в погоне за добычей.
Первая удача окрылила бойцов. Придала им смелости и куража. Бывшие крестьянские дети почувствовали, что они могут. Могут сражаться на равных с наемниками. Могут побеждать. И инстинкт охотника погнал их за бегущим в панике противником. Сам он придержал коня и направил его к Торвалу. Шер тоже в запале битвы озирался, ища противника. Для него битва закончилась слишком быстро, и он вертелся, дергая коня за уздцы, в разные стороны.
– Все, Торвал, – засмеялся Антон, – успокойся. Враг разбит и в панике бежит. Мы победили.
Он видел, как Эрзай снял с лошадей троих, и это было очень красиво. «Конечно, – промелькнула у него мысль, – говорить о убийстве, что оно было проделано красиво, не… не совсем правильно», – но то что делал степняк, это было искусство. Эрзай стрелял из своего лука, как из пулемета. В его руке было несколько стрел, и он пускал их одну за другой.
Ермидан, свистя, преследовал одного отбившегося всадника, мчавшегося к реке.
Двое других из оставшихся в живых нахлестывали коней.
«Уйдут, – решил Антон. Дистанция между ними и преследователями увеличивалась. – У них кони лучше». – Осталось дождаться, когда поймут это его бойцы и вернутся.
Эрзай как самый опытный воин проверял состояние поверженных врагов. Он спешился и стал переворачивать тела. Кого-то милосердно добивал, других оттаскивал в сторону. Подхватил за волосы одного и поднял, нагнул головой к земле и потащил к Антону. Другая рука степняка прижимала к горлу воина острый окровавленный кинжал. Было видно, что это дело для него привычное.
– Вот этот жив и даже не ранен. То ли упал, сбитый кем-то, то ли испугался и притворился мертвым, – радостно скалясь щербатым ртом и трепеща ноздрями коршунского носа, произнес Эрзай. Он поставил воина на колени пред Антоном.
– Говори, мразь, кто вы и зачем полезли на земли милорда! – приказал он.