— Миша, люди добрые, так это же Костя!
Ольга вскочила с места и захлопала в ладоши. Михаил Иванович, тряхнув головой, стал наваливаться всем корпусом на стол, вглядываясь в гостя, потом медленно встал:
— Костя, жив. Слава Тебе, Господи!
— Я рад, Миша, видеть тебя живым и здоровым.
Они, по старому обычаю, трижды обнялись и трижды поцеловались.
— Я много, Миша, знаю о твоих делах. У меня тут есть друзья. Ребята по пятнадцать — шестнадцать лет. Я им привожу подарки. Они приходят и рассказывают все новости. С 1925 года я провожу отпуск здесь, на Хопре. У меня большой, тёплый непромокаемый шалаш, в нём два топчана и стол. Ребята снабжают меня всем необходимым за мои деньги.
После обеда Катя с девочками ушла домой и, по просьбе Ольги, забрала с собой Соню.
Михаил Иванович и Костя перебрались в дровник, устроили для себя удобные сиденья и продолжили разговор, начатый в доме.
— В феврале этого года я стал членом партии. Работаю инженером на трикотажной фабрике.
— Не показываешься, потому что боишься разоблачения?
— Так точно, товарищ разведчик, — сказал Костя.
— Костя, как ты попал к Будённому.
— Когда я вас оставил на пристани и пошёл попрощаться с теми казаками из полка, что в конном строю уходили в Турцию, я на одной из улиц увидел лошадей, привязанных к забору, голов десять. Я выбрал себе гнедого, сел и поехал. Конь был добрячий. Приехал в полк. Там идёт работа. Готовятся к походу: перековывают лошадей, перешиновывают колёса бричек. Казаки стали пенять, выговаривать, вот, мол, покинул нас и все офицеры покинули. Мне стало их жаль, я решил остаться с ними и уйти в Турцию. Потом я хватился: «А где у меня мой золотой портсигар?» Туда-сюда, по карманам, нету.
Вспомнил, я его клал на квартире за икону. Я на коня — и на квартиру. Вбегаю в комнату, рукой за икону. Цел портсигар. В карман. Во дворе попалась хозяйка. А в соседнем дворе какой-то гвалт. Я спрашиваю хозяйку: «Что это такое?» Она говорит: «Идёт запись белых к Будённому».
Я тебе, Миша, кое-что не сказал. Когда я отвязывал коня, то недалёко под забором лежал красный боец и просил пить. Я вошёл во двор, набрал из колонки в ведро воды, взял кружку, напоил бойца. Он выпил две кружки. Я набрал в рот воды и брызнул ему в лицо. Он открыл глаза, улыбнулся и умер. Я решил взять его документы и сообщить родным о его смерти. Нашёл метрики. Оказалось, что этот боец — Попов Константин Данилович. Место рождения неизвестно, родители неизвестны. В детский приют города Архангельска поступил в возрасте четырёх месяцев в марте 1892 года. Я с этими документами и записался к Будённому. На фильтрации я показал себя дураком. Меня определили в обоз. С тобой, Миша, мы встречались на ступенях дома вашего комполка, но ты меня не признал, у меня был идиотский вид. Это в то время, когда ты менял польских офицеров на картошку.