— Дали трёхдневный паёк, — возразил Павел.
— С чем ты пришёл? С пустым вещевым мешком. Что принёс детям? Вшей. Вы трусы. Вы ничего не требуете. Вашу станицу назвали волостью[12] и вы молчите. Не так давно вы сами на Дону выбирали себе власть, от хуторного атамана до атамана общевойского. Теперь вам власть сажают. А вы молчите. Вам будут мочиться на голову, а вы будете молчать. Так из вас вытравили казачий дух, казачью смелость, честь. Вашу землю казачью сделали общенародной собственностью, вы и тут ни слова.
Ваши предки завоевали волю, свободу, землю. Всё это вы потеряли. А кто будет от вас родится? Такая же сволочь, как и вы. Украинцы говорят: «совыня никогда не родит сокола». Так как же можно выходить за вас замуж? Чтобы рожать сволочь?
Даша выхватила кнут у Павла, прыгнула в сани, огрела кнутом коня, который от испуга встал на дыбки.
Девушка передёрнула вожжи и лошадь пошла полной рысью. При въезде в станицу остановила, перевела на шаг. Подъехав к воротам, Павел и Даша одновременно выпрыгнули из саней, чтобы открыть ворота. Павел тихо заговорил:
— Дашенька, прости меня ради Христа. Я сказал в шутку, а получилось вон как. Мы живём в одной семье, а в семье должен быть лад. Я боюсь, что если мы будем ссориться, то Михаил Иванович обоих нас выгонит.
— А если нас выгонят, мы выдём из их ворот в костюмах Адама и Евы. У меня же ничего своего нет.
После размолвки с Дашей Павел всячески старался ей угодить. Несёт Даша воды от колодца в стряпку, Павел тут как тут, выхватывает вёдра и несёт. А однажды вышла она из стряпки с двумя вёдрами корма для свиней. Павел ухватил вёдра и — рысью к свинарнику. Даша до свинарника и полпути не прошла, а Павел уже возвращается. Даша, не глядя на Павла, взялась за вёдра:
— Ты, Павел Фомич, никак мылиться начинаешь? Не надо, не мылься, бриться всё равно не придётся.
— Как сказать. Может и выпадет такой случай. Знаешь чего петушок думает, когда за курочкой гонится? — спросил Павел.
— Не знаю. На курином языке разговаривать не приучена. Отдай вёдра, кочет! — Девушка рванула вёдра, да так сильно, что Павел не удержал их. С тех пор они не разговаривали. Только тогда, когда Даша и Павел повезли Ивану Ананьевичу перед самым Рождеством скоромные продукты и мальчикам обновы, пошитые Дашей, Павел дорогой сказал:
— Даша, я люблю тебя. Не отдам никому, окромя Евгения. Коли он придёт, слова не скажу. Не пойдёшь, сам за руку возьму и отведу к нему, любого другого убью. И давай больше об этом не говорить. Готовь себя морально за меня выйти.