Дома была послушной и работящей. Зимой в длинные вечера, на посиделках, Христина читала наизусть стихи или подаренные в школе книги. Посиделочникам Христина за одну зиму прочитала и «Анну Каренину» и «Воскресение». В ту зиму чуть ли не вся станица приходила к ним.
Домашние и соседи любили её. Ей ещё не было семнадцати, как к ней стали свататься почти со всех хопёрских станиц от Букановской до Михайловской-на-Хопре. Пересватались все парни своей станицы. Ни за кого не пошла.
Когда Христине исполнилось семнадцать с половиной лет, мать ей сказала:
— Христина, ты дофокусничаешь, что останешься в девках. Придётся выходить или за другоженца, или за инвалида, или за дурака. Или будешь жить гулящей бабой как Фроська-шарманка. Не действовали на Христину слова матери. Отец однажды сказал:
— Доченька, ты знаешь, как я тебя люблю. Но если ты откажешь следующему жениху, я оборву об тебя кнут и отвезу в монастырь. Я не позволю позорить нас с матерью. Я не позволю родить мне внуков чёрт знает от кого.
И вскоре приехали из станицы Еланской с Дона. На тройке. В кибитке. В корне запряжён серый в яблоках орловский рысак. Пристяжные — светло-гнедые, на четыре ноги белоногие — как в чулках, чистых донских кровей четырёхлетки.
В кибитке — жених. Он ещё не был в полку, но любил военную форму и одет был в китель, штаны с лампасами, лаковые сапоги. Чёрный с коричневым отливом чуб лежал на правую сторону. За кибиткой скакали десяток друзей, верховых. На пустоши, против двора Христины, поезд остановился. Жених вышел из кибитки, конные спешились, стали в круг, спели «при лужке» и жених с кучером, — двоюродным братом, пошли в дом Христины. Войдя в дом, гости увидели, что хозяева собираются обедать.
— Люди добрые, простите нас, что мы явились в неурочный час. Так получилось. Родители, мы приехали сватать вашу дочь Христину. Жених — я. Меня зовут Савелий. Я из Еланской станицы, — отец Христины глянул на жениха. Чуть продолговатое, чуть смуглое с высоким и покатым назад лбом, чёрными, разлатыми[15], густыми бровями, голубыми глазами и ямочкой на подбородке, лицо Савелия отцу Христины понравилось. Он подумал: «Уж против этого она не устоит».
— Я предлагаю Христине руку и сердце. Руку для того, чтобы она за неё держалась и знала, что никакие невзгоды ей не будут страшны со мной. Я буду ей мужем, другом, опорой и защитником. А сердце для того, что буду я её любить всю жизнь. И не изменю ей ни духом, ни телом.
Христина встала и ушла в свою комнату. Все думали, что она вышла переодеться. Младшая сестра Христины, Агриппина, смотрела на Савелия немигающими глазами с открытым ртом. Прошло минут пять. Савелий подошёл к двери, за которую ушла Христина, постучал и сказал: