Не перечислить всех мелких услуг, оказанных Куку и его спутникам жрецами и (вождями острова… В. последний день, когда капитан объявил о своем отъезде, пироги с ворохами продовольствия окружили корабли, и казалось, что туземцы допили отдать все, что у них было, лишь бы удовлетворить своих гостей. Терреобу от себя безвозмездно подарил Куку целую уйму свиней, плодов и материй и жрецы устроили торжественные проводы Ороно с разукрашенными пирогами, пением и подношениями.
Шестнадцать дней, проведенных в бухте Каракакуа заканчивались, как и начались, полным успехом многолетней работы, неопровержимым доказательством всех утверждений. Куку казалось что он отплывает от Оугигея победителем не только над дикими племенами туземцев, но и над своими лондонскими врагами, точившими перья у письменных столов чтобы в тупых трактатах оспаривать и осмеивать «выскочку-капитана».
Стоянка в Каракакуа затянулась. Кук не хотел терять времени: надо было объехать и исследовать другие острова архипелага и найти другую бухту, лучше защищенную, которая могла бы служить надежной, основной базой мореплавателям. При всех своих достоинствах остров Оугигей не обладал достаточным количеством леса для заготовки дров, и маленький колодезь не мог, как следует, снабдить пресной водой. За день до отъезда пришлось снять на дрова изгородь кладбища, и хорошо, что ни жрецы, ни народ не препятствовали этому. Они могли счесть это за кощунство, за оскорбление святыни, и тогда сразу нарушились бы хорошие отношения. Пожалуй, только на Оупигее и можно было позволить себе эту неосторожность. Да и запасы жителей не были так велики. Не даром они в последние дни похлопывали по растолстевшим. животам матросов и недвусмысленно намекали, что хорошо откормили чужеземцев и не пора ли им ехать к себе домой. По тому, что смогли понять англичане, островитяне были убеждены, что корабли приплыли из страны, пораженной голодом, чем и объясняли худобу матросов. Вообще, трудно было решить, что делалось в этих первобытных головах и какая путаница понятий крутилась в их сознании, одурманенном религиозными верованиями и одураченном политическими ухищрениями высшего класса правителей.
Выход в море оказался неудачным. Сперва наступил штиль, задержавший корабли на двое суток. Затем показавшаяся на следующий день бухта, прельщавшая виднеющимися ручьями и хорошо защищенная, оказалась непригодной для стоянки. Сильнейший ветер с берега заставил лечь в дрейф и раскидал провожавшие пироги. Шли тучи, надвигалась гроза. Ночью разразилась буря. На «Решимости» затрещали мачты, наскоро поставленные в Америк. Брамстеньга рухнула, и надо было во что бы то ни стало скорей искать место, чтоб стать на якорь и чиниться. Итти в таком виде дальше было невозможно.