С этим предложением я соглашаюсь.
— Только предупредите танкистов: главное — скорость. О тех, что по дороге пойдут, и говорить не приходится. Их, если замешкаются, пощелкают как орехи. И обязательно чтобы огонь вели на ходу. Непременно объясните, как действовать при налете авиации. Чтобы маневрировали больше и выдерживали скорость. Предупредите, чтобы на свои силы рассчитывали. С воздуха поддержки да и артиллерийской не будет. Пусть люди знают, что их ждет. Уверен, что они правильно все поймут.
— Будет исполнено, товарищ полковник. А за людей не волнуйтесь, сами рвутся в бой…
Когда мы спускаемся с высоты, Маслаков глубокомысленно замечает, имея в виду Довголюка:
— Правильный командир. Таких бойцы больно уважают.
На обратном пути попадаем под минометный налет. Приходится маневрировать почище чем на лыжном слаломе. В результате не замечаем, как сбиваемся с пути и попадаем на колхозный ток. Стог соломы, глиняная мазанка с открытой настежь дверью, каменный валек с выступом для молотьбы, веялка, а возле нее кучка зерна свежего намолота. Тут же мажара с пустыми мешками. На бортовой ее перекладине висит кумачовый женский платок, края которого под ветерком слегка шевелятся. Мне почему-то представилась загорелая, крепконогая, разомлевшая от жары молодуха — хозяйка яркого платка, и возникло такое впечатление, словно здесь совсем недавно кипела веселая, спорая работа и люди только что ушли на отдых в тенек. Сердце невольно защемило.
Чтобы скрыть от Маслакова минутную слабость, я отворачиваюсь, достаю папиросу и нарочито медленно закуриваю. А Ваня подходит к мажаре, осторожно касается платка рукой и задумчиво произносит:
— Вот, спешила, даже шаль не успела прихватить.
Постояв немного, трогаемся дальше. Минуя ток, спускаемся в лощину. Не проходим и сотни шагов, как появляются «юнкерсы». Ложимся в первую попавшуюся воронку. И вовремя: почти сразу же неподалеку падает бомба, а над головами фырча пролетают осколки.
После нескольких заходов бомбардировщики удаляются, характерно подвывая моторами.
Поднимаюсь и вижу: из соседней воронки, возникшей на залысине пшеничного поля, вылезает танкист. Заметив нас, подходит. Форма на нем вся в лохмотьях, сапоги просят каши. В руках танковый пулемет и замок от сорокапятимиллиметровой пушки. Узнаю командира взвода лейтенанта Большакова и припоминаю историю, происшедшую с ним в Сталинграде.
Он прибыл в бригаду за неделею до отправки на фронт в составе сформированной в Челябинске роты Т-70. Тогда же мы организовали для этой роты проверочные занятия. Механики-водители оказались замечательными мастерами и этим приятно нас удивили. Но во время стрельб случился казус. Один из танков произвел выстрел еще до выхода на огневой рубеж.