Однако в конце навигации пришлось возвратиться на прежнее место работы — в кузницу. На прощанье машинист «Пчелки» сказал Назукину:
— Книга — наш лучший друг. Займись самообразованием. Ты еще молодой. Чем больше будешь знать — тем лучше. Впереди у нас большая жизнь и борьба.
Не совсем ясно было для паренька, какая это большая жизнь и борьба ожидают его, но стремление больше видеть, знать, понимать машинист привил ему на всю жизнь.
За два года Назукин стал умелым молотобойцем, хорошо овладел кузнечным делом. Однако в кузнецы его не переводили, потому что их имелось достаточно. Это заставило Назукина перейти на Пожвинский завод, также принадлежавший князю Львову. Там он устроился кузнецом. Заработок повысился, можно было больше помогать семье. На зиму он снял угол в хибарке сапожника Александра Кадочникова.
В то тяжелое время уделом трудящихся везде были долгий изнурительный рабочий день, каторжные условия труда, грошовая заработная плата, произвол хозяев, всякие штрафы да обсчеты, скверные жилищные условия, нищета и невежество. Иван Назукин, конечно, все это видел. Видел на примере своей семыи, на примере жизни того же Кадочникова и многих-многих других рабочих.
Не один год мечтал Кадочников сколотить деньжонок, вернуться в деревню, построить избу, купить лошадь и корову, зажить своим хозяйством. Семья Кадочникова жила впроголодь, во многом отказывала себе, дрожала над каждой копейкой. Но из Пожвы выехать так и не пришлось. Самого Кадочникова покалечили пьяные в драке. Он долго болел, и все сбережения ушли на питание, на врачей, на лекарства. Сын Кадочникова, Вася, едва ему исполнилось десять лет, вынужден был пойти на заработки. Так семья Кадочникова и не вырвалась из нищеты.
И это, конечно, не единственный пример. Так жило большинство крестьян и рабочих при царизме.
Когда в 1905 году грянула первая русская революция, Ивану Назукину было тринадцать лет. Но он не остался равнодушным к событиям, происходившим в стране. С большим интересом прислушивался и присматривался ко всему рабочий парнишка.
Газет в то время рабочие и крестьяне почти не выписывали и не читали. Но земля полнилась слухами. Иногда они приходили в поселок раньше, чем газеты.
Особенно сильно взволновали рабочих Кровавое воскресенье 9 (22) января 1905 года и другие события в Петербурге. Правда, разговоры велись втихомолку, с опаской. Боялись царской охранки. Однако разговоров было много, и чем дальше, тем острее и смелее они становились. Много ходило слухов и о событиях в Перми, о восстании рабочих Мотовилихи, о стычках их с казаками и солдатами, о забастовке в Лысьве, о крестьянских бунтах в селах под Чердынью и Кунгуром.