— Надо хоть к ней на могилку съездить, — вздохнула Дарья.
Ох, уж эти думы. Нахлынут незваные, и говоришь, говоришь с собой…
Со свекровкой своей, Василисой Константиновной, она шесть лет назад виделась. Сколько годов не встречались, а тут довелось. Жила та у дочери в Болотном, у Дарьи и адрес был, да ни разу не писала ей. Как-то раз исписала полстранички и бросила — о чем сообщать? Ивана нет, я живу хорошо? А тут вырешили ей из совхоза путевку в Заелецкий бор под Новосибирском. Поначалу отказаться хотела — дома скотина, гряды поливать надо. Степан уговорил: езжай, подлечись, с домашностью один покамест управлюсь, к покосу вернешься. С тем и поехала. А пока в санатории находилась, надумала на обратном пути заехать в Болотное. Там и езды-то всего ничего. Гостинцев купила, чтобы не с пустыми руками — платок головной, конфет.
Когда в последний раз виделись, было Дарье двадцать шесть, а тут уже шестой десяток разменяла. Годы не красят, да голос-то прежний, голос никуда не денешь. По нему и признала ее Василиса Константиновна:
— Господи, Дарья, однако…
Обнялись у порога, заплакали.
Дивились когда-то в Красноярке — пятьдесят лет Василисе, двоих сыновей проводила, а ни единого седого волоса. Взяли свое время и горе — голова белым-белехонька, видеть худо стала. А так по ее летам еще слава богу. Ум здравый, речь хорошая.
Ехала Дарья, думала — повидаюсь да сегодня же обратно на поезд. Не пустили. Пелагея — дочь Василисы Константиновны с работы пришла, муж Пелагеин. Только на другой день к вечеру уехала. Были в свое время Дарья со свекровкой не шибко дружны, та больше Панку любила, к ней ласковей была. Жили-то все вместе: Василиса Константиновна, Иван, Михаил, две снохи. Мужики только и успели себе лесу на дома заготовить. Так и остались те сутунки неошкуренными… Дружно, не дружно, чего теперь. Все быльем поросло.
Говорили с Василисой Константиновной больше о теперешнем, прошлого совместного не тревожили. Она все про внука рассказывала — какой он хороший, какая жена у него славная, где оба работают… Спросила только раз:
— Со Степаном советно живешь?
Да ничего, мол. Все у нас есть, корову держим.
— Ваню-то когда поминашь?
— Поминаю, мамонька.
Сказала и заплакала. Больше к тому не ворочались. Когда уезжала, припала к свекровушкиному плечу:
— Прости меня, мамонька.
К Октябрьской послала Дарья ей поздравительную открытку, а после Нового года пришло от Пелагеи письмо — померла Василиса Константиновна, неделю и прохворала всего. Царство небесное… Тихо померла, никого не намаяла.
На дворе стемнело, но все же веселились молодые, ходили парочки, не знающие войны, где-то играла музыка, и ярко светились окна клуба. Стыла на горе серая пирамидка, смутно белел вокруг утоптанный снег, и лежали на холодном бетоне недожившие до утра подснежники.