Женщины послушно разошлись по рабочим местам. Никто из них ни словом, ни даже взглядом не возразил.
Глухой Колбай все это время продолжал сгребать пшеницу лопатой, не зная, как обычно, о том, что случилось с его бригадой.
— Ну, видимо, пора прерваться и пообедать, — громко, как говорят все глухие, сказал он, разгибая спину.
— Не будет сегодня обеда. И все из-за женщин, — буркнул старик Байдалы.
— Что-о? — спросил Колбай, не расслышав.
— Из-за женщин не будем обедать! — крикнул Ажибек в ухо глухому.
— Кто это сказал? — удивился Колбай.
— Уполномоченный сказал, товарищ Алтаев, — с притворной почтительностью пояснил Ажибек.
— А разве мы железные? Может, он сам и железный, а мы нет. Ребята, слезайте с коней. Будем есть пшеничный коже[19]. Эй, Дурия, женщина, дай нам коже!
Дурия, веявшая зерно, опасливо посмотрела на уполномоченного и не решилась оставить работу.
— Я кому говорю? Ты подойдешь или нет? — гаркнул глухой Колбай.
— Налей сам. Ты ведь знаешь, где стоит, — сказала Дурия, поглядывая на уполномоченного.
— Что-о? Что она говорит? — не понял глухой Колбай.
— Она говорит: возьмите сами и ешьте, — весело перевел Ажибек.
— Она так говорит? — изумился глухой Колбай. — А для чего мне тогда жена, если она не может подать еду?
— Ей уполномоченный не велит! — проорал Ажибек, продолжая дурачиться.
— Уполномоченный? Дурия, кто тебе муж? Он или я? Пусть он командует теми, у кого нет мужей. А ты должна слушать меня!
Дурия снова нерешительно покосилась на уполномоченного. Товарищ Алтаев отвернулся, словно не слышал, о чем шла речь. Тогда Дурия сходила под навес и принесла глухому Колбаю торсук — сосуд из коровьего желудка. Мы, ребята, послезали с коней, расселись вокруг угощения.
Глухой Колбай позвал старика Байдалы, но тот ответил, что сыт, хотя было видно, как ему хочется коже, но он не смеет нарушить приказ районного начальника.
— Привык он баев бояться, теперь и перед уполномоченным дрожит, — сказал Ажибек. — Вот Колеке никто не испугает, пусть даже сам сатана за его душой придет. Ему только страшен Ырысбек, — последние слова он произнес совсем тихо, для нас, но глухой Колбай что-то почуял, вопросительно посмотрел на Ажибека, словно спрашивал: а ну, что ты сказал?
— Я говорю: Колеке, если разозлится, может прогнать уполномоченного обратно в район. Пусть не командует чужими женами, — громко соврал Ажибек.
Глухой Колбай засмеялся, польщенный, и потрепал Ажибека по щеке.
— Душа из тебя вон, не смей дразнить человека, — рассердилась Дурия.
Ажибек испугался, решив, что теперь ему не дадут ни капли коже, и начал оправдываться: