Бабушка приготовила дастархан, но будить маму не решилась.
— Пусть немного поспит, — сказала она и погрозила нам пальцем. — Не вздумайте шуметь, я вас…
Мы-то и сами готовы были молчать хоть час, хоть два, хотя нам это и стоило неимоверных усилий.
Но маме все равно не дали поспать. На улице раздался топот коня и замер возле нашего дома, затем в окно постучали рукояткой камчи, и послышался голос уполномоченного из района:
— Дома бригадир? Пусть выйдет!
Мама вздрогнула, проснулась и, повязывая на ходу шерстяной пояс, поспешила на улицу. Ну, а меня разве удержишь дома в такую минуту? Я мальчишечьим своим чутьем угадал, что сейчас что-то будет, и выскочил следом за мамой.
Темнота скрывала лицо уполномоченного, но по голосу его, по тому, как нервно переступал под ним конь, было ясно, что он сильно не в духе.
— Женге, я поймал вора! Идемте со мной, — сурово сказал уполномоченный.
Он повернул коня и направил шагом к дому Нурсулу; мама послушно последовала за ним, я пошел за мамой.
Дверь Нурсулу была распахнута настежь, из дома наружу вырывался свет. Сама хозяйка стояла у порога, у ног ее, рассыпавшись по земле, лежала большая охапка бурьяна.
— Вот! — сказал товарищ Алтаев, показывая камчой на бурьян. — Здесь десять килограммов зерна, никак не меньше!
И точно: среди серых стеблей бурьяна желто поблескивали колосья пшеницы.
— Не верите? — усмехнулся уполномоченный. — Потрите в руке!
— Вижу и так, — вздохнула мама и повернулась к Нурсулу: — Где ты это взяла?
— Да шла через поле, ну, там, где уже скосили озимые, не выдержала и собрала, — рассказала Нурсулу, виновато глядя под ноги.
— Ай, зачем же ты сделала? Ведь знаешь, нельзя сейчас подбирать колосья, — строго сказала мама.
— Они бы все равно на земле остались, — пробормотала Нурсулу. — А детям нечего есть. Думала, подберу и ребятам пожарю, перед тем как на работу идти.
— И все равно, Нурсулу, так не годится, — сказала мама с упреком.
— Что же теперь делать? — нерешительно спросила Нурсулу. — Может, отнести на ток?
— Больше не бери колосья. А это оставь себе, твоим детям надолго хватит, — сказал мама. — Товарищ Алтаев, Нурсулу больше не будет. Она обещает нам. Правда, Нурсулу?
— Что вы несете? — резко оборвал ее уполномоченный. — Нечего ее покрывать! Сейчас же составьте акт! Вот вам карандаш и бумага, — он нагнулся и протянул бумагу и карандаш маме.
— Она не подумала, она ошиблась. Простите ее ради детей, — попросила мама.
— Вы что? Не хотите составить акт? Значит, вы с ней заодно? — закричал уполномоченный; конь его прянул в сторону.
— Свет мой, должность у тебя большая, но сам ты еще очень молод, не умеешь обращаться с людьми. — Мама тоже повысила голос. — Кто будет убирать урожай, если мы всех женщин отправим в тюрьму? Для голодных детей они подбирают колоски. А себя ничуть не жалеют, работают и ночью и днем, хотя мы ничего им не платим, даже зернышка на трудодень! Неужто мы скажем этим женщинам после всего: пусть ваши дети с голоду дохнут!