Дикая яблоня (Муратбеков) - страница 32

— Не знаю. Со мной этого не было.

— А со мной часто случается! Будто для меня написали. Ну и молодчина этот писатель!

Асет невольно позавидовал автору. Он как-то встречал его в Алма-Ате, и тот был для него человеком из плоти и крови. Наверно, поэтому ревность слегка кольнула Асета в сердце.

— Дяденька, милый! Вы чем-то расстроены?

— Я не расстроен. Просто задумался…

— Сказал мой дяденька расстроенно.

Они не выдержали, расхохотались разом, и Асет почувствовал, что напряженность, сковывавшая их, улетучилась. В сарае зафыркала, заржала растревоженная лошадь.

— Тише, — прошептала Чинара и приложила к его губам палец.

Они притихли, кажется, вовремя. Напротив, в окнах дома, вспыхнул яркий свет. Потом скрипнула дверь, и в полосе желтого света появился старик в нижнем белье, в чапане, наброшенном на плечи. Он осмотрелся, будто принюхиваясь, затем подошел к сараю, открыл дверь. Они услышали, как внизу чиркнула спичка и, приветствуя хозяина, заржал конь.

— Никого нет. Просто померещилось, — сказал старик самому себе и закрыл на засов двери сарая.

Он походил по двору, бормоча что-то под нос, и ушел в дом.

— Дяденька, уйдем отсюда. Я уже согрелась, — сказала Чинара.

Асет спрыгнул с крыши сарая и протянул руки. Девушка скользнула по сену вниз, он подхватил ее и, придержав на мгновенье ее тяжелое крепкое тело, опустил на землю.

Они еще отряхивались от сена, счищали его в темноте друг с друга, выйдя на середину улицы, когда надрывно прокричали первые петухи.

Небо на востоке стало чуть потемнее, а затем принялось светлеть, отгоняя ночь от горизонта. И ночь рассеивалась, отступала.

— Дяденька, постоим еще чуточку, а потом я побегу домой, ладно? — попросила девушка.

Они стояли посреди улицы, держась за руки. Блеклый предутренний свет смягчил черты ее лица, скрыл веснушки. Девушка посмотрела ему в глаза; взгляд ее был задумчивый и, как подумал с надеждой Асет, чуточку грустный.

— А о вас говорили, будто вы плохой человек.

— И что же? Каков я на самом деле? Неужели плохой?

Она покачала головой, словно отгоняя даже предположение, что он, Асет, может быть плохим.

— А вдруг они правы и вскоре ты разочаруешься?

Она опять покачала головой, затем спросила:

— Об этом вы уже, наверное, знаете. Ну, о том, что зимой застрелились парень и девушка?

— Мне рассказывали.

— Вы бы могли так поступить? — и она пристально взглянула ему в лицо.

— Не знаю, — сказал он, засмеявшись, и спросил себя мысленно: «В самом деле, а смог бы я?»

Он притянул ее к себе, прижался щекой к ее щеке, блаженно закрыл глаза. И опять в памяти всплыли чужие слова: «Какая чистая, какая чудесная…» Почему он сам не поэт?