Несмотря на то что Россия не настолько выраженно противостояла факту непосредственного участия Анкары в 44-дневной войне, трехстороннее Заявление о прекращении огня от 10 ноября 2020 г.117, подписанное Азербайджаном, Арменией и Россией, состоялось без участия Турции. Активная вовлеченность Анкары в конфликт привела к тому, что Россия вновь утвердилась в качестве доминирующей силы не только в Нагорном Карабахе, но и на Южном Кавказе в целом. Если до войны реальное военное присутствие России на территории Азербайджана было сведено к нулю, то по ее завершении — и спустя восемь лет со времени закрытия российской военной базы в Габале — Москва вернулась в Азербайджан с двухтысячным военным контингентом и утвердила свою определяющую роль в сохранении и будущем открытии всех экономических, транспортных и коммуникационных связей в регионе, включая Лачинский и Нахичеванский коридоры. В этом контексте развертывание миротворческого центра по контролю над прекращением огня — пример последовательной российской политики управления рисками, когда, принимая во внимание наличие третьей силы, Кремлю не только удалось минимизировать потери от ее прямого участия, но и фактически открыто продемонстрировать видение политического веса Анкары. Более того, в трехстороннем Заявлении Москвы, Еревана и Баку, состоящем из девяти пунктов, отсутствуют не только Турция, но также и сопредседатели Минской группы ОБСЕ США и Франция. Армения и Азербайджан стали еще более зависимы от Москвы, а Кремль на фоне снижения роли других сопредседателей Минской группы смог обратить вовлеченность Турции во вторую карабахскую войну в свою пользу. Несмотря на то что Анкаре открылась перспектива непосредственной наземной связи с Азербайджаном, возник вопрос о ее беспрепятственном и свободном функционировании: при открытии Нахичеванского коридора любое передвижение по нему будет возможно исключительно под контролем Пограничной службы ФСБ России.
С другой стороны, период второй карабахской войны совпал с тем временным отрезком, когда такие крупные игроки, как США и Евросоюз, были вплотную заняты собственными внутренними и внешнеполитическими проблемами. Вашингтон, один из сопредседателей Минской группы ОБСЕ по урегулированию карабахского конфликта, был поглощен подготовкой к президентским выборам ноября 2020 г. и, соответственно, во многом дистанцировался от событий, происходивших в Нагорном Карабахе118. Вдобавок незадолго до обострения ситуации на Южном Кавказе, с начала 2020 г. Анкара создала дополнительные трудности для ЕС, усилив свою вовлеченность в ливийский кризис. Нельзя забывать и о том, что турецкое руководство продолжительное время фактически шантажировало ЕС открытием своих границ для многомиллионной армии мигрантов, которых Анкара при малейшей возможности использовала в качестве козыря и давления на отдельные страны Евросоюза. На фоне разворачивающегося миграционного кризиса одним из козырей стали джихадистские и радикальные группировки, которые Анкара активно поддерживала. Вдобавок летом 2020 г. резко возросла напряженность по линии Турция — Греция, по проблемам Восточного Средиземноморья и Кипра. Подобная ситуация привела к тому, что во время второй карабахской войны ЕС оказался не в состоянии открыто и четко демонстрировать свое отношение по многим вопросам. Несмотря на жесткую риторику, Париж как сопредседатель Минской группы ОБСЕ также был вынужден занимать пассивную позицию «на земле» ввиду активного турецкого участия в Ливии, которая является «ближним зарубежьем» Франции. Логика такой внешнеполитической стратегии была проста: за обострением отношений с Реджепом Эрдоганом в Карабахе последуют непредсказуемые шаги турецкого руководства непосредственно у границ Евросоюза и разогрев нового очага напряженности.